Не боярское дело 4. Часть третья
Шрифт:
И я не упоминаю про узбекский плов, шашлыки и корейские пигоди.
Так что я очень скептически отношусь к вопросу предпочтений в кухне. Есть у меня уверенность, что при одинаковой цене и питательной ценности, едва ли половина людей схватится за свои национальные блюда, а не закажет другие, если у них будет выбор.
Миф о национальных предпочтения — это просто миф. В каждой нации найдутся те, кто выберет, что именно ему будет вкусно.
Вполне допускаю, что может кого-то слегка и повеселит, чем целый князь и могущественный сюзерен развлекается — о жратве думает,
На самом деле всё очень просто объясняется. Мне вполне достаточно воспоминаний о лицее. Он хоть и был не из самых плохих, но кормили там из рук вон отвратительно.
Я никогда не мог наесться досыта, и вовсе не потому, что еды на тарелках было мало — её просто не хотелось есть. Я не капризничал. Если вдруг за обедом попадалась сосиска или сарделька, то она тут же уничтожалась, буквально, за секунды, как и половинка яйца или кусок хлеба с маслом. Каши уходили хуже. А вот бледно-серая овощная похлёбка или кусок липких холодных макарон… Нет. Они всегда оставались нетронуты. Разок меня вырвало, и больше я никогда не рисковал это пробовать.
Рассказать вам, как сильно я ненавидел лицей, его учителей и всю страну, когда ложился спать несколько лет подряд с урчащим от голода брюхом?
Сейчас я правитель нескольких стран. И я не хочу, чтобы школьники и студенты ненавидели свою страну, даже из-за такой мелочи, как невкусная еда.
На самом деле, когда у тебя в руках куча властных рычагов, то ничто не мешает мне сделать тысячи жизней мальчишек и девчонок чуть радостней.
Для этого я и изучаю кухни мира. Хотя, нет. Вру. Не только ради школьников и студентов. Просто они первые на очереди. Следующими будут бойцы ЧВК. А потом это станет вопросом государственной политики. Заказывать продукты будем по госконтрактам, чтобы цены в государственных магазинах выходили лояльные и доступные для всех слоёв населения.
Смешно? Ну, смейтесь дальше.
Когда в Японию пришла австралятина (мясо кенгуру), то я, не понимая тогда, что происходит, заработал сразу тысячу очков репутации в глазах простых бедных японцев, которые мяса в своих тарелках годами не видели. Обычная их пища — рис, рыба, морепродукты и зелень. Когда у них, по доступным ценам, появилась баранина и телятина из Новой Зеландии, то СМИ забили тревогу. В стране пошла волна акселерации. Молодёжь стала на полголовы-голову выше отцов!
В Маньчжурии тоже всё хорошо. Монголия под боком и мясопродукты из неё давно уже пошли широким фронтом, в том смысле, что в ассортименте.
Может, кто и скажет, что я пытаюсь исправить свой личный комплекс, заработанный в детстве, в Угличском лицее. Да и пусть! Зато школьники моего сюзеренства не будут ненавидеть свою страну, засыпая голодными.
По крайней мере Отдел питания при Министерстве Образования — фигня вопрос. Как и мотивировка крайне жёсткого контроля.
Достаточно сказать, что раз в неделю каждый из членов моей семьи будет заезжать в какую-нибудь школу с проверкой.
Впрочем, довольно про минусы.
Пиво в Германии зачётное!
— Антон, а не подскажешь, как бы мне, с помощью немцев, несколько крупных пивоварен в Маньчжурии и Японии построить? Если нужно, я и землю выделю на подходящем источнике, и со стартовым капиталом
— Пф-ф-ф, да не вопрос. Сейчас вызову своего секретаря и он, от твоего имени, сформулирует предложение Союзу пивоваров. У каждого из них есть вторые и третьи сыновья. Дальше сам понимаешь.
— Угу, — согласно кивнул я головой, — Дело знают, а наследство им не светит.
Кстати, с пивом пора завязывать. Как-то пьяненько у меня всё вышло.
Немецкое пиво — это тебе не маньчжурский бледно-жёлтый кисляк, которого хоть ведро выпей, и ничего тебе за это не будет.
Когда мы вернулись в гостевые покои дворца кайзера, я ещё раз прокрутил в голове, чем ещё можно неприятно было бы удивить и шокировать Францию. Между делом, даже языком поцокал, вспоминая запрет Рюмина на изучение тектонического оружия предков.
Мне тогда около десяти тысяч кубометров бетона пришлось залить в нижние ярусы моего техномагического центра, чтобы навсегда похоронить многокилометровые тоннели с кабелями и заглушенные реакторы.
Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что это было верное решение.
Мы тогда отказались от легендарной пугалки, которую вряд ли смогли бы осилить, зато приобрели нечто большее — развитую техномагию и продвинутую электронику.
На сегодняшний день, благодаря практически бесплатной энергии, мы стали самыми крупными в мире производителями сапфирового стекла. Каждый год его выпуск увеличивается в три-четыре раза, а его всё равно не хватает. Я пробовал поднять цену, увеличив её на двадцать пять процентов. Цель была простейшая — немного снизить нагрузки на производство. Какое там…
В итоге мы заимели ажиотажный спрос и число заказов лишь увеличилось. Этак, раза в полтора.
Директорат моего АМО чуть ли не с ножом к горлу приставал, требуя для себя гарантированный объём сапфировых накопителей в течении пяти лет. Оказывается, пошла гибридная автотехника. И хорошо пошла! Как только сеть зарядных станций начала расти, так и спрос на гибриды подпрыгнул.
И с электроникой у нас прямо беда.
Когда-то я думал, что помещений техцентра мне на всю жизнь хватит — так вот нет. Там уже всё плотнячком, и скоро цеха начнут вылазить наружу. И это при всём том, что мы открыли в Японии пару фабрик, а теперь и в Маньчжурии целый завод собираемся запускать. Но сдаётся мне, что и его скоро не хватит.
В этом плане меня приятно удивила Корея, куда я всё-таки слетал на три дня.
Из того, что мне показали, становилось очевидно, что корейцы на полном серьёзе нацелились на захват большинства рынков бытовых товаров.
На первый взгляд — ничего необычного и крышесносного они не предлагали. Скорей, наоборот. Всё в меру функционально, надёжно и недорого.
— Ты знаешь, наверное, я не очень хочу делиться с Кореей нашими успехами. Если помнишь, то их отдел на Сеульской выставке, посвящённый презентации премиальной техники, меня совсем не порадовал. Инверторы, красочные плоские экраны — мы пока отстаём от них по некоторым изыскам, но заметно выигрываем в производительной мощности, — подвёл я свои впечатления за семейным столом, когда мы вернулись на Окинаву, — На равноценный обмен, как меня пробовали развести, такие вещи не тянут.