Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Шрифт:
Вполне возможна если не попытка очередного военного переворота, то подобие «фронды» – или «смуты», по-русски выражаясь, – в условиях которых ведение успешной войны проблематично.
Уоллес, достаточно обработанный Арчибальдовым «нейролингвистическим программированием», решил, что вот и обещанное влияние «сил». Ему стало легко и даже приятно. Как кайзеру Вильгельму, отринувшему сомнения и велевшему взять Париж и Москву до «начала осеннего листопада» [99] . «И пусть крайний справа солдат коснётся плечом Чёрного моря, а крайний слева – Белого» – так он определил своим полководцам цель Восточной кампании тысяча девятьсот четырнадцатого года.
99
См. Б. Такман «Августовские пушки».
Теперь требовался повод. Хоть какой-нибудь повод для инициации
Арчибальд заверил Уоллеса, что повод обязательно будет. Вернее сказать – уже есть, только кое-какие детали подшлифовать надо. Такой, что лучше не придумаешь, нынешним журналистам и будущим историкам затрудняться не придётся. Для завершения подготовки ему нужно приблизительно две недели и Гамильтон-Рэй с его конторой в полное и бесконтрольное распоряжение. Кстати, этого срока как раз должно хватить, чтобы «ХМН» и «РАФ» [100] окончательно изготовились и в час «М» сработали с точностью швейцарского будильника.
100
«ХМН» – «Флот его величества», «РАФ» – королевские военно-воздушные силы.
Готовясь начать войну, в которой число жертв должно было исчисляться сотнями тысяч, причастные к рычагам управления историей персоны оказались в той же психологической ловушке, что и множество их предшественников. Приняв роковое решение, политики будто отключали у себя какой-то предохранитель, полностью отдаваясь на волю того, кто успел первым объявить: «Я смогу это сделать!»
Самое смешное – воевать хотели не генералы. Как раз они яснее других видели перспективу и, как могли, сопротивлялись политикам. Вернее, воевать генералы хотели всегда, но не завтра и не с этим противником. А так, в принципе, в перспективе. Достаточно почитать многочисленные генеральские и маршальские мемуары. А вот выскочка, фигляр, авантюрист всегда почти имел успех у «сильных мира сего», которым полагалось быть умными априорно. Так, принято считать, что Гитлер был избран «мировой закулисой» (особенно забавно это звучит, учитывая национальный состав пресловутой «закулисы»), или, согласно марксистско-ленинской теории, – наиболее реакционными кругами международного капитала – для «уничтожения первого в мире государства рабочих и крестьян».
В нашей истории «наиболее реакционные круги» пошли на поводу у неизвестно откуда возникшего (вроде Хлестакова или Калиостро) человека, пообещавшего стереть с глобуса страну под названием Россия.
И там и тут окончательное решение принимали люди, назвать которых идиотами не повернётся язык. «Мировая закулиса», как известно, успешно руководит всеми мировыми экономическими и политическими процессами с времён разрушения «второго храма» (или третьего?), более реальный «мировой империализм» известен тем, что деньги считать умеет, то есть знает, как минимум, арифметику в объёме неполной средней школы. Но стоит появиться кому-то, вроде Гитлера или Арчибальда Боулнойза, «тёмные силы» не только арифметику забывают, но и с глазами у них что-то делается. Ни один Ротшильд, Морган или «Соломон энд Бразерс» ни за что не поверит, что рубль медными пятаками больше червонца одной монетой, а, глядя на глобус, охотно соглашается, что страна, которую удобнее всего разглядывать сквозь сильную лупу, способна послать своих солдат в направлении Берингова пролива, и они браво туда домаршируют, не испачкав ботинок, укрепят свой гордый флаг на сопках Порт-Артура или торосах Анадыря.
Никому из тех, с кем мистер Боулнойз почти ежедневно общался, не пришло в голову, что этот импозантный джентльмен испытывает серьёзные трудности.
Собственно, трудности Арчибальда с самого начала сводились к самой что ни на есть общечеловеческой проблеме, хотя «человеком» он был в куда меньшей степени, чем хозяин, учитель и образец для подражания Антон. Физически (а также и философски) Арчибальд, второй год выступающий под маской мистера Боулнойза, был эффектором самого себя, то есть человекообразным биороботом, созданным одной из ячеек Мировой Сети (в просторечии называемой Замком), для реализации в трёхмерном континууме некоторых порождений своих эманаций [101] . Сама по себе псевдоличность была создана неплохо. Замок использовал образцы и матрицы самых высших кондиций, своё творение подключил к такому количеству процессоров и собственных интеллектуальных мощностей, что «вочеловеченный» Арчибальд мог бы изображать «машину Тьюринга» [102] практически бесконечно с любым количеством собеседников.
101
Эманация – центральное понятие неоплатонизма,
102
Тьюринг – английский математик. В 30-е годы XX века вывел «универсальный алгоритм» т. н. «мыслящей машины». Краткая суть – «машина Тьюринга» должна в сколь угодно продолжительном диалоге с человеком не вызвать подозрения в своей «машинной» сущности. К примеру, выигравший у Каспарова шахматный компьютер поговорить о рыбалке и о девушках не способен, т. е. «машиной Тьюринга» не является.
Однако сам Замок, якобы всемогущий в масштабах доверенного его попечению рукава Галактики, в отсутствие одушевлявшего его «биологического объекта» Антона, отключенный от несущей частоты руководящих ячейками Сети систем «Союза ста миров», вполне мог быть представлен самым обыкновенным големом. Голем же, по одной из философских точек зрения, является высокоорганизованной структурой, не мыслящей, но способной в определённых условиях стремиться к некоей якобы разумной цели, подчас высочайшей степени сложности.
Он знал очень много и умел почти всё, но после того, как «высшие» устранили Антона с занимаемой должности Тайного посла, ничего толком сделать не мог, кроме как бесконечно и бессмысленно перетасовывать триллиарды терабайт информации. Ожидая самой простой, но осмысленной команды. Типа – «Отделение, встать, бегом!». Проще говоря, он был полностью лишён способности к творчеству.
В процессе этого коловращения искусственного интеллекта и образовался Арчибальд, как попытка, словами Энгельса выражаясь, «познать самого себя». Кое-что получилось: внутри Замка этот «голем» выглядел неплохо, питаясь аурой попадавших туда людей и вовремя подключая нужные зоны «Большого разума», «Селесту» и «КРИ» [103] . Он мог, комбинируя уже известные схемы, модели и образцы, выстраивать весьма сложно и на первый взгляд разумно выглядящие конструкции, рассчитанные на длительную перспективу. Как, например, затея с помощью «Хантер-клуба» (о котором, как и о любых других подобного рода организациях, Замку была известна вся существующая в фиксированном виде информация) сначала вывести из игры Россию, способную после воцарения Олега и с помощью «Братства» занять лидирующую и абсолютно независимую позицию на мировой арене. Затем дестабилизировать теперь уже Великобританию и то, что останется от ТАОС, используя «Чёрный интернационал» и его вождя Ибрагима Катранджи. И, в завершение, ещё один «изящный пируэт» с ликвидацией теперь уже самого «Интернационала».
103
«Селеста» – Селектор стабильной информации, «КРИ» – коллектор рассеянной информации (см. Абрамовы, Стругацкие).
Таким образом на Земле оставался лишь один всемогущий игрок – сам Замок. Добившись этого, он собирался поднести плоды своей победы Антону и «Братству», согласившись в обмен на их признание и восхищение вернуться к исполнению своих обязанностей, ни на какие самостоятельные роли больше не претендуя.
Сам по себе сюжет выглядел непротиворечиво, где-то даже изящно, с неплохими шансами на воплощение. Конечно, если отвлечься от его реальной цены: планеты, опрокинутой в хаос бесконечной войны всех против всех по всему вееру доступных реальностей.
Но ведь исторические примеры как раз и свидетельствовали о том, что великие идеи воплощаются именно через войны, революции, гражданские войны. Не сказал ли один признанный безусловно великим человек: «Насилие – повивальная бабка истории»?
Но вот на практике все тщательно разработанные построения, перенесённые во «внешний» мир, сразу же начинали давать сбои. И это ещё мягко сказано. Что-то сразу не заладилось с «обратной связью». Выходя в любую из физически существующих реальностей и отрываясь от «ноосферы» Замка, Арчибальд становился обыкновенным биороботом, запрограммированным на конкретную задачу, пусть и чрезвычайно многоходовую. Причём, как уже говорилось, запрограммированным самим собой. Энтропия внутри обозначенного «поля задач» нарастала стремительно. Проще говоря, допущенные ошибки суммировались и накапливались в геометрической прогрессии, а исправлять их и даже просто распознавать он не умел.
Достаточно долго предоставленный самому себе Арчибальд, как всякий ограниченный, но исполненный убеждённости в собственных выдающихся способностях человек, решил, что он «самоусовершенствовался» настолько, что по всем параметрам превзошёл людей, некогда бывших объектами его преклонения. При этом он не желал каждому из них зла. Ему только хотелось доказать, будто он в состоянии самостоятельно разрабатывать и реализовывать самые масштабные проекты. «Переформатирование» реальности, установление над ней собственного контроля – что не удалось ни форзейлям, ни агграм при всех их возможностях – казалось ему достойной целью.