Не бросайте бескрылок
Шрифт:
– - Есть хочу, есть хочу!
Услышал сзади:
– - Тебя Кузя на вокзале подобрал?
– - Дед привез, -- хмуро ответил Ромка.
– - Де-ед, свой дед?! -- удивился сосед по койке.
– - Ну не совсем свой, брат моего деда. Мой дед уже умер.
– - Понятно, понятно, -- почмокал губами сосед. -- А меня Кузьма подобрал на вокзале. Тебя как зовут? -- спросил Романа.
Роман вздохнул: ах да, надо знакомиться, ведь теперь вместе жить придется.
– - Я Роман. -- И легко скользнул своей ладонью по протянутой. В ответ услышал:
– - А я Богдан, с Украины. -- И тут же сосед непонятно
Но хохма Ромке не понравилась. И почему это все хотят дать кому-то по шее?
– - Зачем же по шее-то? -- сказал, не глядя на Богдана. Ему было абсолютно не смешно.
– - Это для рифмы.
– - Меня ты не тронешь, -- махнул рукой Роман.
– - Почему?
– - Я псих, как заору...
– - Это кто сказал, что ты псих?
– - Бабка.
– - Врет твоя бабка, никакой ты не псих. Ты -- нормальный человек, понял?
– - Понял-понял, но лучше не заводи.
Сделав умильно-простецкое лицо, Богдан выпалил:
– - Слушай, а я могу сказать и так: "Я -- Богдан, а ты -- Роман, я тебе конфетку дам".
– - Сойдет, -- согласился Роман. -- Давай свою конфету, а то я страшно проголодался. -- В его глазах появились смешинки.
– - Но конфет у меня нет, это я просто так, для складухи. Кстати, я тоже голодный, -- честно признался Богдан.
– - Ну вот, а говорил, дам конфету... С рукой-то что?
– - А-а, Илья, брат Кузи, палкой бабахнул.
– - По руке и палкой? А почему?
– - Деньги я хотел припрятать, а он, гад, увидел и чуть руку не сломал.
– - Но воровать-то зачем?
– - Чего-чего? -- вытаращил глаза Богдан. -- Да я хотел свои, честно заработанные, взять!
Дальше Роман узнал, что Богдан в Москве у входа в метро поет жалобные песенки и люди ему в кепку деньги бросают, а Илья их потом все себе забирает. Сам Илья неподалеку что-то продает. Илья сказал Богдану, что если он опять станет брать деньги, то перебьет ему руки: калеке с обеими перебитыми руками денег будут бросать больше. Раньше с Богданом жил Кирилл, его Кузя тоже подобрал на вокзале. Кирилл воровал со свежих могил венки, а Кузя их на соседней станции продавал. Но недавно Кирилл сказал, что воровать венки не будет, хватит. И его уже три дня как нет, наверное, убежал. А еще Роман узнал, что Богдан приехал с Украины с матерью, а та куда-то делась. Отца же своего он никогда не видел.
– - Вот посмотришь, ты тоже будешь со мной за песни милостыню просить, -- уверенно сказал Богдан. Роман промолчал, он не представлял, как это -- милостыню просить? И вообще, никогда не думал, что можно вот так жить.
– - Умеешь чего-нибудь делать? -- спросил Богдан. -- Ну, чтобы деньги Кузьме с Ильей зарабатывать?
– - Не знаю, вот, глянь, -- протянул Богдану альбом с рисунками.
Тот, полистав, сказал:
– - Нет, за это не подадут. Будем с тобой петь. Мне Илья сказал, чтобы я придумал, о чем вдвоем петь.
– - Не придумал?
– - Чего?
– - Ну, стишки эти самые.
– - Пока нет, я их перед сном придумываю, а как встану -- вспоминаю. В клетке птичка, да? Я птичек люблю, они полезные: летают и летают, никому не мешают, зато червяков, комаров и всяких мошек поедают.
– -
– - Не проблема, у метро купим.
– - Надо, чтобы были не жареные.
– - Там одна старая учительница семечками торгует: попросим, она принесет не жареных. Выпусти синичку, чего ей в клетке сидеть.
– - Сейчас выпущу, только ты к ней сразу не лезь, она чужих боится.
– - Послушай, что я придумал про твою птицу. -- Нагнувшись к клетке, Богдан серьезно прочитал:
Птичка-однокрылка
в клеточке живет,
в поле не летает,
песен не поет...
– - Ну как?
– - Здорово! -- сказал Роман. Ему и в самом деле понравилось.
– - Мне тоже понравилось, -- кивнул Богдан. -- А знаешь, та учительница, что семечками у метро торгует, мне говорила, что мои стишки под Есенина. Это такой поэт, как у нас на Украине был Тарас Шевченко.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Кузьма поставил на стол чашки с кашей и хлебом.
– - Ешьте, -- сказал он и, зевнув, вышел, опять закрыв дверь на замок.
– - Ты глянь, -- повеселевшим голосом сказал Богдан, -- еду раньше принес. Это он, наверное, тебя испугался? Давай есть: это твоя чашка, а это моя -- понял?
34
Поужинав, Роман лег на койку. Он думал, что сразу уснет, уж так намаялся, но спать расхотелось. Как же все круто изменилось в жизни! Ведь совсем недавно было как у людей: мать, отец, квартира, школа. И вот все рухнуло. Жгла обида на дикую несправедливость: ну почему он должен быть здесь -- рядом с кладбищем? Почему бабка выгнала? Ромка понимал, что просто так мать пропасть не могла. Эти и другие вопросы мучили, будоражили, сердили...
У соседа жизнь тоже не мед. Растянувшись на койке, Богдан уставился в потолок и не шелохнется. Из-за больной руки лежать может лишь на спине или левом боку. Куртку снял и бросил на ноги. Кажется, наговорился, а ведь только что рта не закрывал. Всем от него досталось, особенно предкам -- чехвостил злыми стишками почем зря: отец -- идиот, мать -- идиотка. Надо же додуматься! Перед тем как лечь, Богдан признался, что в Москву приехал один, а мать осталась в Донецке, где пьет и мужчин к себе водит. Ему все это осточертело, потому и уехал искать отца. По старым адресам не нашел и теперь вот скитается где попало. Жить у братьев противно, но куда деться? Кузя -- ничего, хоть не лупит, а Илья -- бешеный, бьет чем попадя. Позавчера снова заявил: я, мол, калеку из тебя сделаю, им, калекам, бросают больше.
– - Слушай, Богдан, а отец-то твой, может, и ничего? Ну, не такой уж плохой, -- нарушил молчание Роман.
– - Я его только на фотографии видел, -- вздохнул сосед. -- Мать сказывала, что был красивый и сильный. Я говорит, на него похож.
– - Конечно, похож, -- согласился Роман. Ему чуть легче стало, от того, что не у одного него в жизни все плохо, есть и похуже живут. Чего хорошего у Богдана? Мать пьет, отца сроду не знал. Отец Романа никуда не убежал, любит его. Вот как найдет, уж тогда никто не обидит.