Не бросайте бескрылок
Шрифт:
Он шел по приречной тропинке, отводя в сторону мокрые кусты тальника.Без речки и детства не представить. Но куда подевались глубокие озерца и заводи, бережковые кручи? Не речка -- ручей, да и берега, будто состарившись, осели. Или так кажется? Не изменилась и никуда не исчезла лишь тропинка-дорожка. Она такая же, как и прежде, до черноты ногами утрамбованная, знакомая каждым своим спуском и подъемом. На крутом изгибе взору открылось когда-то самое большое и глубокое озеро. Теперь надо было идти или в обход, но это не меньше двух километров, или через неширокую ленту
Вот бы кто из своих увидел, как Антон переходил пахоту, наверно обхохотался! Нет, он не шел, а корячился и чуть не полз на четвереньках. Переступал кое-как одной ногой, потом, поддерживая рукой сапог, вытягивал другую ногу. Сапоги-то оказались велики, и ноги из них выскакивали, тыкались в размокшую землю. Антон не раз терял равновесие и по локоть влезал рукой в жирный клейкий чернозем, как в добротно замешанное хозяйкой тесто. Облепился, измазался с ног до рук. К Раисе добирался улочкой и чуть не бегом, чтобы селяне в таком неприглядном виде не заметили.
Увидев Антона, всегда так аккуратно одетого, а тут грязнущего, Раиса заойкала. Боже, да ты ли это, Антон? Почему такой весь вымазанный? Потом смутилась, что к высокому гостю обратилась на "ты". Сама в сапогах, фуфайке, лицо и руки от работы и дождя покраснели. Какое-то время стояла в нерешительности, повторяя одно и то же:
– - Вот не ждала, ей-Богу, не ждала. -- Развернулась и, подхватив два ведра, быстрей к колодцу. Отмывался Антон долго, и Раисе пришлось не раз приносить из колодца воду. Лишь после того, как привел себя в порядок, он подошел и протянул ей руку.
– - Ну, здравствуй, Рая, заехал вот.
– - Зачем же прямиком-то пошел, ведь знаешь?
– - Хотел побыстрей, да влез, как говорят, в жир ногами, -- оправдывался Антон, обнимая хозяйку дома.
– - Перешел, значит, сила есть. У нас недавно Васька Семенов, ты его должен знать, в носках оттуда еле выбрался! О чем же это я, -- всплеснула Раиса руками. -- Гость пришел, а я тары-бары затеяла. Подожди чуток, Антон, оглядись, только дам свиньям и пойдем в избу. Иначе разорутся и спокойно посидеть не дадут.
Антон осмотрел подворье. В сарае, разделенном на две части, -- корова и теленок, рядом деревянный сарай для свиней, еще пристройки для овец и кур. Посреди двора -- навозная куча, в самом углу двора -- колодец. Ближе к дому, под навесом -- пирамида дров, а через перегородку -- ящик для угля. Вот она, по-своему неповторимая и с городской жизнью не сравнимая жизнь селян. С ее чистым воздухом и садами-огородами, а также грязью и навозом. По-другому пока никак не получается. Если держишь живность, то с утра допоздна на диване не поваляешься. Это уж точно. Скотина требует постоянного внимания и ухода. Вон какую вижжавень начали голодные свиньи перед кормежкой.
– - Слышал, на ферме работаешь? -- спросил Антон Раису. -- Наверно, непросто и там и тут управляться?
– - А куда денешься? -- ответила та, высыпая из
– - Небось думаешь, какой же я стала старухой? А и правда, куда подевалась та самая веселушка Раюха. -- Поправив платок, с улыбкой добавила: -- Я и сама, как гляну в зеркало, так себя не узнаю. Хорошо, что смотреться некогда. Ладно, пошли в избу, пошли, пошли.
Антон подчинился уговорам Раисы, но предупредил, что день стал мизерный, а ему еще надо к сватье заскочить, а потом на могилу родителей по пути заехать. Раиса слушала, улыбалась и будто не было ей под пятьдесят, с ее лица исчезла изнуренность, а глаза задорно заблестели. Взяв под руку Антона, она его успокоила.
– - И к сватье зайти управишься, и на могиле побываешь. Проходи в избу, только за беспорядок не обессудь.
Оставив сапоги в сенях, Антон вошел в избу, а хозяйка засуетилась: то в погреб, то в чулан. Деревенской обстановкой Антона не удивить -- всякого с детства насмотрелся, а уж как сами жили -- врагу не пожелаешь. Никакого беспорядка в избе не заметил, наоборот, как в сенях, так и в комнатах, все прибрано, чисто. На полу расстелены половички, в углу комнаты -- телевизор, над убранной кроватью -- ковер. На стене в рамках множество фотографий, в углу иконка с ликом Божьей Матери. Почти третью часть комнаты занимала вместительная печь. Антон приложил руки к грубке печи -- теплая. Немного постояв, подошел к рамкам с фотографиями. На них Рая с мужем, сыны, родственники. Глазами отыскал школьную пожелтевшую фотокарточку их бывшего седьмого "Б" класса. Антон и сейчас мог бы назвать по имени и фамилии каждого, кто запечатлен на ней. Сам стоит рядом с Раей. Нравилась она ему тогда.
А вот и хозяйка вошла в комнату с чашками, наполненными солеными огурцами, помидорами, мочеными яблоками и арбузом.
– - Куда же столько? -- запротестовал Антон.
– - Голодным не отпущу, а то потом и вовсе дорогу забудешь. -- Она приоделась и подмарафетила лицо, когда только успела? Тут же заколготилась у печи и около стола. Антон вспомнил, как когда-то его встречала мать и как старалась угодить во всем.
...Наливая в рюмки водку, Раиса сказала:
– - Вот и пригодилась, купила на всякий случай, когда мужа в ЛТП отправила. У него не застоялась бы.
– - Давно пить стал?
– - Муж-то? Как поженились. Только вначале приличие соблюдал, а потом пил без стеснения. Да что об этом. Он ведь плотник хороший, а их привечают, плотников-то. С этого и началось. Сердобольность наша известно какая. Тимошу вот жалко, парень добрый и ласковый, а как выпьет -- тут и дурь наружу выплескивается.
– - Значит так, -- прервал Раису Антон, -- я договорился, что в другую область его не отправят. Если сам не подкачает, то обещаю -- долго не засидится.