Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)
Шрифт:
Новые сменовеховцы, затянув старую избитую песнь об эволюции власти, с некоторой наивностью дают ей благожелательные советы: власть не должна идти наперекор общим желаниям, если не хочет потерять положение, которое ею завоевано во время войны. Надежда на мирную эволюцию власти, на мирное сожительство с красным самодержавием - утопия. Узурпаторская диктатура никогда не перерождается и никогда сама добровольно не сходит с подмостков истории.
Возможно, что военному триумфу России и суждено в атмосфере массового националистического угара в данный момент спасти сталинскую автократию, но это вовсе не будет предначертанием истории - сталинская "ложь" не сделается "правдой". История требует борьбы - за право человека свободно жить, мыслить, верить и говорить, за все то, чего лишена современная Россия. И боевая "песнь
В СССР нет теперь общественного и социального класса, который мог бы служить базой для партийной диктатуры и который не за страх, а за совесть стал бы поддерживать существующую карикатуру на коммунистический строй. Зарождающийся, но не сложившийся еще новый командный класс в виде "советской бюрократии", на которую пытаются отчасти делать запоздалую ставку власть имущие, также не может быть заинтересован в безоговорочном сохранении режима - в столь резком противоречии стоит он своим всеобщим тюремным бытом с естественным стремлением в этой, далеко не однородной, среде к более культурной в духовном смысле и независимой жизни...
После всех пережитых испытаний трудно, конечно, уже недооценивать пагубной роли, которую играет в жизни страны систематически проводимое, ничем не ограниченное и лишенное моральной основы государственное принуждение. Террор действительно мощное орудие властвования, и лишь во времени идея торжествует над силой. И тем не менее столь же несомненно, что технический аппарат диктаторского насилия со всеми его приспешниками действенен всегда лишь в отношении изолированного и невооруженного народа; фактически он не страшен тому народу, который не мог теперь не почувствовать себя скрепленным и организованным в национальной борьбе за спасение страны. Народ безмолвствовать не должен. И со страстной верой ждем мы его слова.
* * *
Мы уже говорили о том, что публикация анкет "Эмиграция и советская власть" была вызвана визитом группы видных эмигрантов во главе с В. А. Маклаковым в советское посольство и их беседой с послом А. Е. Богомоловым. В самом деле визит вызвал разброд и идейные шатания в эмигрантской среде: ведь в посольство ходили не какие-то "самозванцы", а люди почтенные, в эмиграции пользовавшиеся высочайшим авторитетом.
Встреча в посольстве, получившая большой резонанс в западной печати, несомненно повлияла на рост возвращенческих настроений. Обмен французских паспортов на советские получил массовый характер. Были случаи, запечатленные в эмигрантской мемуаристике, когда эмигранты, особенно из тех, которые считали себя обиженными французскими властями и натерпелись в свое время в ожидании, пока им выдадут вид на жительство, получив советские паспорта, демонстративно сжигали французские свидетельства.
Мы не располагаем точными данными о том, сколько эмигрантов получили советские паспорта. Н. А. Кривошеина * в своих интереснейших мемуарах, в которых, в частности, затрагивается и драматическая страница "реэмиграции", называет цифру 10 тыс. Но число действительно уехавших в СССР было значительно меньшим. Сказались сомнения, страхи, питаемые рассказами о жизни в СССР советских военнопленных, освобожденных из нацистских концентрационных лагерей войсками союзников и в немалом числе оказавшихся во Франции. Нужно хотя бы очень кратко сказать (драматическая эта страница советской истории еще ждет своих исследователей) о том, что настойчивость, поспешность и неразборчивость в средствах, с которыми сталинские "органы" стремились добиться возвращения на родину многочисленных советских граждан, оказавшихся во время войны за рубежом, в значительной мере были продиктованы стремлением прекратить распространение правды о жизни в СССР в странах Западной Европы.
* Кривошеина Н. А. (1895-1981), урожденная Мещерская, - одна из тех, кто на волне "советского патриотизма" возвратился в Россию в 1948 году. После многих и трудных испытаний (арест мужа, жизнь в Ульяновске, арест сына) вернулась вместе с семьей во Францию, став в 1974 году эмигрантом "по второму кругу". Скончалась в Париже 29 сентября 1981 г. Похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
В начале апреля 1945 года, когда на полях Германии еще шли военные действия, Берия провел секретное совещание по организации репатриации (речь шла как о добровольном, так и о насильственном возвращении советских солдат и мирных жителей, угнанных в Германию или оказавшихся в плену). С самого начала было указано, что эти перемешенные лица представляют собой опасность для СССР. Трагична судьба этих людей: измученные войной, пленом, нацистскими лагерями, они, вернувшись на родину, снова оказались в лагерях, на принудительных работах. Организацией репатриации занимались специальные подразделения СМЕРШ, находившиеся в ведении Берии 4. Тягостное впечатление на эмиграцию произвели слухи об арестах и насильственном вывозе в СССР эмигрантов из Праги после ее освобождения советскими войсками. Среди арестованных называли князя П. Д. Долгорукова, лидера "евразийцев" П. Н. Савицкого, директора Русского исторического архива в Праге С. П. Постникова.
Настораживали получивших советские паспорта и странные сведения, поступавшие из СССР от тех немногочисленных русских семейств, которые по тем или иным обстоятельствам выехали на родину раньше основного потока возвращенцев. Одно из эмигрантских семейств получило весточку от брата, уехавшего в Россию и поселившегося в маленьком провинциальном городке. Брат уехал "выяснить обстоятельства" перед тем, как в путь двинуться всему семейству. Через некоторое время он писал своей сестре в Париж: "Ждем тебя обязательно. Как только выдашь Машу замуж, приезжай к нам..." 5. Маше, племяннице уехавшего, было в это время всего два годика. "Намек" был, естественно, понят.
Но многие верили в посулы советского консульства, верили восторженным статьям "о советском образе жизни", которые в изобилии появлялись в этот период в эмигрантских газетах "патриотического направления". Большую активность по пропаганде возвращенчества развил Союз русских патриотов, члены которого, в большинстве недавние участники Сопротивления, искренне верили сталинской пропаганде. Союз русских патриотов сразу же после освобождения Парижа занял особняк на улице Гальер, где во время оккупации находилось "Управление делами русской эмиграции" - одно из ответвлений гестапо, занимавшееся русской эмиграцией. Патриотические настроения были столь сильны, что отделения Союза русских патриотов возникли почти во всех районах Парижа. В особняке на улице Гальер были открыты дешевая столовая, библиотека. На короткое время он стал одним из центров эмигрантской жизни. Здесь же устраивали вечера встреч с советскими знаменитостями, приезжавшими в Париж, организовывали проводы отъезжающих. При союзе была открыта и школа, директором которой стал Н. Н. Кнорринг.
В этих условиях "отцы" эмиграции решили провести операцию "Истина" своего рода разъяснительную работу, рассказать "рядовой" эмиграции, что, собственно, представляет собой сталинский режим и как эмиграции следует относиться к отечеству в новых, "победных" условиях. Лидеры эмиграции хотели "сбить" некоторую эйфорию в отношении к советской власти, которая произрастала из чувства естественной гордости за великую победу, предостеречь эмигрантские семьи от опасности попасть в ловушку тех, кто искренне или "по долгу службы" зазывал эмигрантов вернуться в лоно отечества. Целью предпринятой кампании было показать, что никакой новой эры в жизни ни советских людей, ни русской эмиграции, собственно, и не открылось, что те политические, нравственные и идейные различия, которые с самого начала существовали между советской властью и эмиграцией, не преодолены.
Указывалось на странное противоречие в "возвращенческой политике" Москвы: с одной стороны, предпринимались попытки склонить или даже заставить вернуться в Россию тех, кто этого не хотел (имелись случаи облав на эмигрантов в Праге, Софии, Белграде), и, с другой стороны, зачастую чинились препятствия тем, кто искренне и горячо желал уехать на родину. Ответа на это странное противоречие эмиграция не доискалась. Можно высказать предположение, что разгадка кроется в стремлении Берии использовать качнувшуюся в сторону советской власти часть эмиграции в своих корыстных планах, в частности для расправы с неугодными ему, бежавшими от сталинского террора за границу, - советскими дипломатами, разведчиками.