Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)
Шрифт:
* Речь в письме идет о катастрофических последствиях для боевых организаций Кутепова в советской России успешно проведенной чекистами операции "Трест".
К сожалению, генерал Кутепов не внял умному совету Врангеля, и его скрытая деятельность в рамках РОВС приобрела еще более опасный и провокационный характер. Террористические склонности Кутепова привели к ненужным и неоправданным жертвам со стороны эмигрантских офицеров, питавших иллюзорные надежды. Все это в конечном счете оказалось на руку Сталину, который использовал террористическую деятельность правого крыла РОВС для нагнетания в стране атмосферы шпиономании, для оправдания собственного террора против советских людей.
Реальные "подвиги"
Неудачной оказалась и попытка устроить в 1928 году покушение на Бухарина или Крыленко. Строго говоря, и попытки не было, ибо, убедившись, что все видные деятели государства и партии тщательно охраняются, боевики от своих намерений отказались. Не удалось им проникнуть и на Белорусский вокзал во время приезда Максима Горького в Москву, где они надеялись подстеречь Бухарина (Бухарин действительно находился среди встречавших). Охрана вокзала была серьезной, и на перрон пускали только по пропускам.
Большинство боевых групп, проникавших на территорию СССР ("тройки" и "пятерки"), обезвреживались ОГПУ. В сентябре 1927 года над взятыми в плен боевиками генерала Кутепова был устроен показательный суд. Один из участников боевой "тройки" мичман императорского флота Николай Строевой, не раз ходивший с секретными миссиями в СССР, на суде сам говорил о бесцельности террора: "Считаю эти акты, направленные против отдельных лиц, не достигающими цели и даже, наоборот, вредящими, потому что каждое террористическое действие вызывает известные репрессии властей и эти репрессии плохо влияют на население. Следовательно, террористические акты терроризируют не власть, а население, то есть результат получается обратный тому, какого мы хотим..." 5.
Ликвидация одной за другой нескольких засланных Кутеповым боевых групп, фактически смертников, со всей очевидностью свидетельствовала о провале попыток достичь целей белого движения средствами террора. То, что не удалось армиям, едва ли было под силу нескольким экзальтированным, попавшим под влияние монархических зарубежных организаций молодым людям.
Трудно поверить, чтобы такой опытный в делах контрразведки человек, как генерал Кутепов, не понимал тщетности попыток изменить средствами террора ход событий в СССР. Тем более что и здравомыслящие деятели РОВС, и политические лидеры эмиграции предупреждали, в том числе и в эмигрантской прессе, об опасности и вредности террора. Говорил об этом Кутепову и генерал Врангель. Думаю, есть достаточно оснований утверждать, что и сам Кутепов понимал бессмысленность террора против окрепшей власти. Террор поддерживался в целях, весьма далеких от чаяний подавляющего числа эмигрантов. Для Кутепова и генералов из правого крыла РОВС организация террористических акций на территории СССР была, в сущности, единственной возможностью поддерживать иллюзию своей необходимости. Для того чтобы держать в подчинении членов РОВС, была нужна видимость активной деятельности, видимость результатов. Террор был, в сущности, одним из способов
Кутепов понимал, что взрыв гранаты на Мойке, раздутый до размеров подвига правой эмигрантской прессой, как бы придавал "юридическую силу" его роли одного из лидеров русского зарубежья. Без этого офицерского "фольклора" Кутепов превратился бы в рядового эмигрантского обывателя, каких были тысячи. Выбор был: остаться на посту руководителя РОВС со всеми вытекающими из этого положения материальными и престижными последствиями либо сделаться, как сотни полковников и генералов, шофером такси, брадобреем, рабочим или даже священником.
В 1927 году, после провала сразу нескольких посланных в Россию боевых групп, Кутепов и в самом деле помышлял о том, чтобы поступить рабочим в столярную мастерскую (для работы инженером, как Врангель, у него не было необходимого образования). Кутепов выбрал другой путь, всячески поддерживая идею террора. Идея эта, то затухая, то возгораясь под влиянием происходящих в России событий (насильственная коллективизация крестьян вызвала новую вспышку антибольшевистских настроений), просуществовала до середины 30-х годов.
Весь 1930 год прошел в эмиграции в толках и пересудах об исчезновении Кутепова. Эмигрантские газеты с возмущением писали о "разбое ОГПУ", пытались привлечь французское общественное мнение к этому делу. И действительно по поводу слухов о похищении генерала делались запросы в парламенте. Обе крупнейшие ежедневные газеты русской эмиграции в Париже - "Последние новости" и "Возрождение" ежедневно помещали репортажи о ходе расследования, печатали свидетельства очевидцев. "Возрождение", отражавшее мнения правого крыла эмиграции, требовало, чтобы французские власти произвели обыски в советском посольстве на улице Гренель. В первые недели скандала эмоции достигли такого накала, что на собраниях РОВС сторонники решительных действий звали идти громить советские официальные учреждения во Франции. В Национальном собрании депутаты правых партий требовали разрыва дипломатических отношений с СССР. Газета "Эко де Пари", обращаясь к тогдашнему премьеру, писала, что интересы и честь страны требуют от Тардье, чтобы он порвал с советской властью.
Власти проявляли сдержанность. Проведенное следствие прямых улик против советских сотрудников во Франции не собрало. Полиция оказалась в тупике. Умеренные французские комментаторы ставили под сомнение саму идею причастности советской разведки к похищению Кутепова. Советская Россия, полагали они, настолько заинтересована в сохранении дипломатических отношений с Францией, что едва ли пойдет на столь рискованный шаг, как похищение человека с территории суверенного государства. Исчезновение Кутепова обрастало невероятными слухами, выдвигались самые дикие версии. Один из "следов" вел в Берлин, другие - в Южную Америку.
Русские газетчики осаждали Фо-Па-Биде, комиссара по особым делам префектуры полиции, с требованиями дополнительных сведений. Комиссар предпочитал отмалчиваться. Двадцать пять лет спустя после событий 1930 года эмигрантский писатель и журналист Андрей Седых, бывший в период исчезновения Кутепова репортером в парижских "Последних новостях", писал в нью-йоркском "Новом русском слове": "Я убежден, что Фо-Па-Биде знал с самого начала все имена похитителей и тех, кто несет ответственность за это преступление. Один из них, принимавший участие в похищении, сейчас мирно живет в Соединенных Штатах под чужим именем".