Не буди Лешего
Шрифт:
— Страдаешь, значит, без него, — я приобнял её за плечи. Горячилась она. Шептала быстро. Пальцы дрожали, сжимались на платье в кулаки.
— Да, страдаю. Поганый супостат явился, да с пришлой нечистью — счастья моего меня лишают! — кажется, злилась она.
— Быть тебе богатыркой, Рада, — я убрал ей прядь волос с лица. — Очень ты нраву горячего.
Волосы у неё мягкие. И светлые, как пух или лён. Волной крупной лежат, на кончиках вьются в барашки. Почти как у Гостяты, но у той тяжелее коса. Волос толще и темнее много.
— Я повитуха, какая с меня богатырка! — отмахнулась Рада, сама ещё больше нервничает. Говорила она раньше, что повитуха? С каких пор? Я задумался.
Пахнёт она так же почти, как моя знахарка. Кожа тоже мягкая и тёплая, впитала запахи их простого быта. Селянка и одна и вторая, одежда той же ткани, примерно та же жизнь. И возраста наверно одинакового. Молоденькие обе, а под глазами сеткой по коже словно тонкие паутинки. Ветер и солнце след свой оставили. Говорит она ещё или нет? Я, признаться, слушать перестал уже. Но спросить спросил:
— Плохо тебе? А если сделаю так, что на одну ночь ты про мужа и думать забудешь?
У Рады ярче глаза. И лицо красивое. Тело крепкое. Очень хороша. Недаром все мои други, нечисть, под дверью бодались, хотели сюда.
Откажись, Рада. Если другого любишь.
У неё дрожат ресницы. Длинные, тёмные, ну хоть не плачет.
— Плохо, Алёша, — она зажмурилась, кивнула, не размыкая глаз, как ножом по сердцу. Гостята тоже крепко зажмуривалась, когда признавалась в чём…
— Болит сердце, — Рада шепчет тихо. — Так хочу увидеть любимое лицо.
И у неё болит. Зачем я её мучаю? Наверное, мучаю себя.
— Говорю же, забудешь о нём, — мягкая у неё кожа, нежная. Мягкие волосы. Тело будет податливым, если она захочет. Много огня, много жизни в нём.
Девица, если ты откажешь мне, может, я поверю, что вы умеете любить.
Что сущность ваша женская способна на любовь. Ни к отцу или матери, ни к детям своим, не по расчету или прихоти, не для статуса и не для богатства. Не для собственничества и не для удовольствия. А так чтобы доверить жизнь тебе и просто рядом быть.
— Как же забыть когда люблю? — Рада ответила.
Если вдруг она не врёт, может, и та не врала.
— А ты в эту ночь забудешь о Гостяте?
Отпустил Раду. Сел рядом. Вдохнул глубоко.
— Утопить тебя в речке, что ли?
Глава 22. Сестричка Лесовичка
Сколько можно с Гостятой сравнивать? Хоть бы уже забыть как нибудь.
Значит, мужа Рада любит, верная. Та, может, тоже — по мужу сохнет. Только вот слабее оказалась телом или воду так старательно выпрашивала. Быстро мысли повернулись не в ту сторону.
Говорила Гостята, что отдала мне сердце, и другого мужчины у неё не будет. Но не знала она, с кем речь ведёт. Нет на ней вины за обещание. Может жить, как хочет.
Рада рядом сидела тихо.
Даже легче стало, что не надо нам.
Я уже кое что другое выдумал.
— Что со мной сделать? — она своё платье поправила.
— В речке утопить. Лёд сошёл уже, но, поди, не выплывешь. Ты хоть богатырка, но пока для тебя вода холодная.
— Так тогда в лесу помру. Перерожусь нечистью, — вдруг она додумалась.
— И то правда, тогда ни в жизнь, ни в смерть от тебя не отделаюсь. Придётся бок о бок жить, — стало мне смешно. — Это ж надо такому случиться! Сколько себя помню, ни разу ещё никого не приходилось так долго уговаривать. Да ещё и неудачно.
— Не отказывают тебе девицы, Алёша? — спросила Рада. — Так девицам чего отказывать? А я то замужем!
— Замужние тем более не отказывают, — я на неё снова взглянул. — От них ещё и отбиваться приходится.
— Мужья наверное у них… нелюбимые…
— Это дело не моё. Силой тебя заставить, что ли… Уже и как-то отпускать обидно! — решил я шутку пошутить. Надо как то расшевелить себя.
— Ты, я уверена, так не делал никогда, чтобы силою, — осмелела Рада, какие ведет разговоры. Вот и про меня предположения делает.
— Не делал, так сделаю. Я же нечисть, кто мне запретит?
— Будешь со мной, а мыслями с Гостятой, знахаркой нашей?
Зря она так со мной.
— А вот и проверим, — я её сгреб к себе, она завизжала, забыла что дети спят. Хотел я её уже обвить кустарником и утащить лес показывать, как сверху на нас прыгнул волк.
— А ты как здесь?
Это Вук прыгнул. Я оттащил его за шкирку. Вук на меня зарычал. Я его за морду перехватил и тоже зарычал.
Баюн сверху запустил свою мурчалку так, что стены зашатались.
— Прекрати мурчать, Баюнка, усыпишь насовсем детей, — строго ему сказал. Баюн послушался. Вук тоже перестал рычать. Я его погладил по морде, потрепал за ушами.
— Что, Вук? Охраняешь девицу? Знаю, знаю, что не моя она. Ну так и у неё своя воля есть. Или бы ты загрызть меня рискнул? Вук за тебя вступился, — я повернулся к Раде. — И где прятался? Я и не видел его. Развёл в своей спальне шерстяной живности…
— Спасибо, друг волче, — она поклонилась волку. Ведь перепугалась на самом деле. Шутить надо заканчивать.
— Девица-красавица, я ведь не отступлюсь от тебя.
Посмотрел я на волка и решил, что поможет он мне. И Раде будет так спокойнее.
— Что тебе надобно, лесной братец? — спросила, а сама ещё дальше отползла.
— Так или иначе, а надо мне взять тебя себе.
— Это как же?
— Ждёт тебя за дверью, Рада, ждёт не дождётся другая нечисть. И они не такие как я, добрые, они спрашивать лишний раз не будут. Так что иди-ка сюда!