Не буди Лешего
Шрифт:
Вышла Кикимора, на Раду взглянула удивлённо. Потом на меня. А на дитё в моих лапах тем более. Я объяснил ей, кто это пожаловал к нам в гости. Кикимора девицу поприветствовала сдержанно.
Рада взялась, с позволения Кикиморы, готовить ужин, я нашёл на полке блюдце, вытащил, подул на него, постучал.
— Чего-то не работает, перепутал, что ли, плошку? — подул ещё раз. Рада на меня смотрела как на полоумного, однако блюдце заблестело, по центру пошло рябью донышко и вскоре появилась на дне донца рожа Кощеева.
— О, Леший, чего звал?
— Клубок у тебя ещё или обменял на ерунду какую-нибудь?
— Клубок? У меня, должно быть. А тебе зачем?
— Рада пошла искать Колдунью.
— Не царицу ли Шамаханскую?
— Нет, не её. Но вроде та тоже Царица. Вам, царям, виднее.
— Ты думаешь, мы собираемся, чтобы пересчитаться?
— А что, нет?
— Допустим, узнаю. Нужна которая?
Любимый наш с Кощеем разговор. Придётся поднапрячься, чтоб сообразить.
— Мы дрались с кем — с Колдуном? С каким именно? Видать, это была его баба.
— Да как бы узнать теперь, мы же всех перебили…
— Вот же тоска-печаль… Как-как? Ты того Колдуна совсем не знал?
— Так человек же! Они рождаются и мрут как мухи!
— А его Колдунья тоже человек? Попробуй спросить у Мары. Может, они, Царицы, друг дружку лучше запоминают.
— Да… как бы это… клубок же заговоренный на всякие отгадки. Он должен сам понять и путь указать.
— Или нет… Ему надо назвать, к кому. Тогда покажет. А так — неведомо куда…
— Наверное ты прав… Время терпит?
— Рада у меня. Останется на ночь.
— Ну я утром сообщу тебе. Сам не прилечу, постучи в блюдце.
— А клубок?
— Клубок сброшу с предвестником. Помнишь тварь пернатую? Отправлю с ним.
— Договорились.
— И ещё, Леший. Если ты эту тварь как-нибудь случайно… зарубишь, там… я буду благодарен.
— Да я бы рад, так ведь мразина вниз не спускается.
— Ну если вдруг.
— Да не вопрос. Всё ещё надеешься, что Мара заведёт голубку?
— Да я… О, жена идёт.
Где-то там за спиной его раздалось женское ласковое: “А ты с кем?” Дальше я слушать не стал, перевернул блюдце. Чуть не разбил. Рада поймала и поставила на место.
— Чудное блюдце! — вроде девица всё своими глазами видела, а как будто не поверила, что я с Кощеем говорил.
— Завтра будет у тебя клубок, который путь покажет. Если повезёт, узнаем имя той Колдуньи. Так искать будет сподручней.
— Спасибо, братец, — Рада часто закивала.
— Иди, следи за тем, что там у тебя в горшке на печке варится. Должно так шипеть?
— Ой, нет, братец! Выкипело! — она метнулась к печке.
Отобедали. Кикимора с нами за столом сидела. Сын Рады сидел с матерью на руках, сам ел из ложки, что Рада ему в рот пихала. Подрос, и быстро.
— Всё ж таки много ты воды живой, девица, выпила, — заметил ей.
— Ничего, жизнь предстоит нелёгкая, оно и к лучшему, — Рада ответила.
Кикимора недовольно зыркнула, спросила, где я спать укладывать буду девицу и ушла к себе.
Раду я устроил у себя в спальне, сказал, что пойду в пристройку, но сам решил спать на улице. В последнее время мне так больше по нраву. Душит меня в помещении, стены давят. Просыпаюсь — словно в клети. Лучше уж на воле.
Пока девица стелила свежую постель, сидел на полу с её сыном. Он вокруг меня ползал, за шерсть цеплялся и начал на ноги вставать.
— Рада, видела уже, что у тебя сын ходит?
Она повернулась резко, бросила подушки.
— Нет ещё! Так ему рано же!
— Сама взгляни.
Радогор, хватаясь за меня, как за стенку мохнатую, ходил вокруг кругами.
— Мой хорошенький сыночек понимает, что расти надо быстрее! — Рада закрыла лицо руками, потом упала рядом, подползла ближе.
— Что с тобой опять, девица? — спросил я. Как-то странно на меня она смотрела. — Ты если снова жалеешь, что замуж за меня не вышла, не жалей больше. Я бы хоть так, хоть эдак стал после битвы зверем. Так что считай, что отвела тебя твоя судьба, повезло тебе.
— Что ты говоришь такое, Леший! — она меня ударила по лапе. Ощутимо, всё же богатырка. Потом уткнулась мне в плечо мохнатое.
— Что ты всё льнёшь ко мне, девица? — я не мог понять, что с ней. За мою другую лапу держался сын её и ходил туда-сюда: за спину мне и обратно. — Была бы в прошлый раз чуть посмелее, было бы что вспомнить, сейчас ластиться бесполезно.
— Ни о чём другом не можешь думать? — она меня обняла, всхлипывая. Если какая девица при мне начинает плакать, потом для меня всё заканчивается как-то плохо. Попробовал отпихнуть её осторожно, чтоб когтями не поцарапать.
— Ты совсем не боишься меня? — спросил её.
— Нет, — она повозила мне по шерсти мокрым носом. Чихнула. — Ты мохнатый и тёплый. Будто сижу на шкуре.
— Это и есть шкура. Только она моя и на мне.
— Тепло, — повторила Рада, погладив по голове как раз подошедшего сына. — Если б ты был добрый молодец, я бы смущалась, волновалось б сердце. А так… просто уютно.
— Рада, — я её всё-таки отпихнул. — Я же не собака.
— И никак тебе не обернуться человеком?
Чего им всем надо от меня? Чтобы стал как раньше, таким, каким им нравился?
— Вон дитя по тебе лазит, и не упал сынок ни разу, — продолжила Рада.
Так известно, что дитя любое будет умнее женщины.
— Рада, я нежить.
— Я поняла тебя, — она подняла мою лапу и приложила к своему лбу. — Нежити — нежить, человеку — человек.
— Кстати, об этом. Пока ты Лесовичка, обернуться в один миг можешь нежитью, дай только повод. Я заберу у тебя метку.