Не буди Лешего
Шрифт:
Зачем тогда вообще спрашивала? Кикимора подпёрла ладонью щёку, вторую лапу положила мне на грудь.
— Такой он славненький! Давай себе его оставим, Лешенька? Так дружно заживём!
— А не смущает тебя, что у него мать есть?
— А тебя смущает? А кто она?
— Да одна селянка. Человек, — ответил я. — Была здесь пару раз, потом сбежала и про сына мне не сказала.
— Ишь какая! — Кикимора покачала головой. — Как это Лесному Хозяину про сына не сказать! Как будто можно будет его спрятать? Звери давно шептались, да я думала, какой лешак из молодых. Мало ли детей в лесу теряется?
— Если люди его приняли, пусть у них живёт. Всё будет наука, — я вздохнул. — Вроде он не боится нас. Хотя ему про нас не сказывали. Даже не велели в лес ходить.
— А как не ходить, если я слышу всё? — Тишка, приступивший к трапезе, начал уплетать за обе щёки. Я присмотрелся, что там Кикимора ему на стол поставила. Пока меня нет дома, вряд ли она тут сильно готовить старается.
— Это съедобное? — спросил.
— Да я достала из запасов. Засахаренных ягод и иноземных фруктов. И мёду, и повидла…
— Одни сладости. В другой раз надо что-то посущественней.
— Я сделаю, — Кикимора снова начала хлопотать. Женщины — создания со странностями. Я уже смирился, что мне их не понять.
— И что же ты слышишь? — я прошёл к столу и сел напротив Тишки.
— Про что щебечут птицы, белок, лисиц, куниц и бобров — всех слышу. А недавно с волком разговаривал! — Тишка воодушевился. — Сначала он рычал на меня. И долго. Потом дал себе нос погладить.
Это что же за волк, что мне не доложил?
— Звери говорят мне, что я как они.
— Это неправда, — перебил я. — Точнее, не вся. А что мать?
— Не верит мне, говорит — выдумываю.
— Почему не верит?
— Людей боится.
Даже спорить со мной не стал, что мать знает, что это всё правда.
— А чего их бояться?
— Меня дразнят колдуном и Лешим и много кем.
— Лешим дразнят?
— Потому что живность слышу. Дразнят и бьют.
— Тебя и бьют. Такого сильного?
То, что парень сильный не по годам своим, видно сразу.
— Как так!? — удивилась вместе со мной Кикимора. — Такой красивый и ладный, разве не должен быть людям мил?
— Я им тоже не даю спуску. Сильно дерёмся, — он уплетал сладости за обе щёки.
Я пока промолчал.
— Давеча сказали, что у меня наверное и хвост имеется и шерсть и копыта. А мы как раз на речку купаться шли. Дразнились, что я раздеваться не буду, чтобы хвост не показывать. А я разделся, потому что нету у меня хвоста. И копыт нет тем более. Хотя хвост, наверное, вещь удобная… — он как-то замечтался.
— Так, и что дальше?
— И дальше я всех побил, а самого задиристого закинул в реку. А потом всех остальных тоже в реку перекидал.
Я взглядом одним показал, что слушаю дальше.
— В реку это хорошо, — успела поддакнуть Кикимора.
— Ты хоть молчи, — сказал ей. Известной любительнице кого-нить утопить.
— Это в шутку было всё, а кто задирал больше всех — всплыть не смог. Зацепился за корягу или Кикимора его за ногу схва… — Тишка быстро замолк, глянув на мою зазнобу. — Ну то бишь, вестимо, за корягу зацепился. Ну и я нырнул его вытаскивать и вытащил. И вроде всё потом нормально было, а всё одно сказали, что я хотел его утопить.
— С чего-то ты не с того начал… — проскрипел я, в башке давно всё высохло, я какой советчик? — С людьми надо уметь договариваться.
— Так он разве человек? — Кикимора подошла. — Правильно ты их топил!
— Не топил он.
— Не топил я!
Тишка рассмеялся тому, что мы одновременно сказали, а я сердито взглянул на Кикимору. Чему дитя учит? Ему надо с людьми ладить, если с людьми живёт.
— Так стало быть, как я понимаю, есть у тебя два пути — первый: скрывать своё умение и жить себе тихо, чего мать от тебя требует.
И даже имечко подобрала такое подходящее…
— Другой путь, — продолжил я, — так себя поставить, чтобы уважали тебя за твоё умение и к тебе прислушивались.
— Да не пойму я, что происходит! — надулся Тишка. — Всем со мной дружить нравится, потому что я много знаю! И зверей различаю, и птиц, и все дорожки помню в лесу. Но как что случится или как подговорит кто — сразу я колдун и меня надо бить, — он расстроился.
— Ну на сильно побитого ты не похож, — я пододвинул к себе сладости, понюхал, отодвинул назад. — Кикимора, сообрази нам обед.
Она кивнула и засуетилась у печки.
— Больше всех подначивает сын мельника, — вздохнул юнец.
— Взрослый мужик тебя подначивает? — удивился я.
— Почему он взрослый мужик? — не понял Тишка. — Старше меня, но не мужик же.
Видать, что-то я попутал.
— Тогда кто это?
— У старика мельника два сына, оба женились, старший давно, про младшего говорят, что он раньше с мамкой жил. Я в то не верю, он мерзкий больно.
Я молча слушал. Под столом уже когтями процарапал лавку.
— Ну вот сын старший — теперь мельник сам, старик их на покое. И у старшего есть сын. Он постоянно меня колотит… Пытается. Его дядька его, Дарён, подговаривает.
— И как, успешно? — я протянул лапу, хотел посмотреть мальчонке на лицо. Ну малость поцарапано — так носиться по лесу — ещё и не то будет. Пожалуй, пару синяков.
— Нет, — Тишка расхрабрился. Он старше меня и друзей своих против моих друзей подговаривает. Но я только подрасту, и тогда ему не поздоровится!
— Не убейте никого, — вздохнул я. Мелкий он пока, но сила-то в нём просыпается дурная, нехилая.