Не буди Лешего

Китон Юрге

— А как я появился на свет? — так сосредоточенно, пожалуй, от меня никто и никогда не ждал ответа.

— Ты же знаешь, что Кощей и Горыныч людьми обращаются. И я когда-то мог. В ту пору мы с твоей мамой познакомились.

— Вы вместе жили?

— Да. Недолго. Три дня.

— А теперь не живёте, потому что ты не можешь быть человеком?

Всё ж таки дети умнее женщин. Рада донимала меня расспросами, пока её кое-как не выгнал, Тишка сам додумался.

— Так и есть.

Он как будто кивнул и собрался уходить, а потом повернулся и спросил:

— А мама об этом знает?

И точно дети умнее меня. По крайней мере, вот этот.

— С твоей мамой… нам в любом случае надо поговорить. Как только выпадет случай.

— Ты из леса не можешь выходить, батюшка?

— Нет, не могу. Дождусь, когда твоя матушка сама за чем-нибудь в лес сподобится.

Тишка кивнул понимающе.

— Она скоро пойдёт в лес — травы заготавливать на Купалу. Раньше она боялась в лес ходить, а потом как-то привыкла, и теперь иногда ходит. Когда надо очень. Мне предупредить, когда она пойдёт?

— Не надо, я знаю, когда у людей праздник Купалы, — я потрепал лапой Тишку по лохматой голове и усадил на волка. — Езжай домой, с матерью твоей мы свидимся.

И, может, не надо было этого ему говорить, как бы не вышло, что я его матушку любимую обвиняю, но, видать, наболело у меня.

— Я про тебя узнал только когда у источника мёртвой воды увидел, в который ты чуть не свалился.

Больше ничего говорить не стал. Тишка понятливый.

В моей постели чужая женщина с чужим ребёнком нянчилась, я видел, как чужой сын начал ходить. А своего не видел. Гостята меня этого лишила.

Какой с меня в то время был прок, правда? Что я делал? Как раз пьянствовал и буйствовал, или обустраивал дом для Кикиморы? А потом ушёл в дальний лес. Но я не знал.

Отправил Тишку восвояси, раздумывая, что скажу Гостяте. Нам с ней теперь не ругаться надо и не поминать былое, а решать про Тишку.

А вышло так, что свидеться пришлось нам раньше, чем перед Купалой.

Глава 43. Здесь будет лес

Тишка прибежал внезапно. Испуганный и разозлённый. С криками, что один ничего не может сделать, а никого из мужиков в селении нет. Все на своих покосах. Семья мельника пришла к Гостяте и обвиняет её в убийстве мельниковой старухи, а теперь ещё и в травле младшего сына мельника жены.

— Мамка не травила никого! — нервничал Тишка. — Старуха эта померла от старости. Если б не мама, она и столько, сколько прожила, не протянула б! Мама её лечила долго. Всё сокрушалась, что мельниковы снохи ухаживать, как надо, не умеют! Это не мамка её свела со свету!

— А что с женою сына мельника? — спросил я, уже понимая, что надо как-то вмешиваться. Хотя пока не сообразил, как.

— Она от неудачных родов мается. Детей раз за разом скидывает, и вот теперь мамку обвинили, что та из ревности её опаивает.

— Зачем ей из ревности? — не понял я.

— Так это жена Дарёна, — злился моей непонятливости сын. Я первым делом решил, что надо вызвать Горяна или Кощея. Они могут людьми хоть куда зайти. И там или откупятся, или силой всех разгонят и заберут знахарку. Но как с ними связаться быстро? Нужно в дом мне возвращаться, в сердце леса, в самую чащу, а мы почти на краю, вот так быстро с Тишкой потому и встретились, что я его почуял.

Можно через реку, по водной глади позвать Кикимору, объяснить ей, что мне нужен Кощей. Но ей может колдовских способностей не хватить пробудить заговоренное блюдце, чтоб с Кощеем связаться. Раздумывать долго некогда, уж больно Тишка переживал. Мало ли что может сделать люд разгневанный, если обвиняют знахарку в убийстве.

— Главное, маму выведи в подлесок. Он близко подступает к селению. Там уже её никто не тронет, — сказал. Перекинулся в волка, дождался, пока Тишка заберётся мне на спину и побежал к селению Гостяты.

У самого края остановился. Различать, где избушка знахарки, мне не понадобилось. Несколько мужчин и отроков постарше вывели знахарку на поляну перед лесом, привязали к столбу и разводили костёр. Про то, что хотят сжечь ведьму за убийство мельниковской старухи и травлю молодой снохи, услышал в обрывках фраз.

— Тишка, стой! — едва успел крикнуть, а схватить не успел. Скатившись с моей волчьей спины, Тишка побежал к матери. Ничего он один не сделает против стольких взрослых мужиков.

Я из леса прыгнул, не думая. Дёрнуло меня со страшной силой обратно. Как удавкой затянуло, помутилось в глазах. Обернулся в Лешего, смотрел, как мой маленький сын полез драться.

— На костёр его. Сжечь вместе с ведьмой ведьминское отродье! — подвывал самый мерзкий из их сборища. Тишку потащили на костёр. Гостята, до этого сыпавшая проклятиями, вдруг взмолилась, чтоб отпустили сына. Я больше ждать не мог.

Не знаю как, мне то неведомо, но я в человека перекинулся. Боль в теле резанула так, что чуть сознания не лишился. В огне тогда было хуже, но это тело слабее. И всё оно калечное. Тут же и понял, почему не могу обращаться. Не в одной моей голове дело, да сейчас важно не это. Нащупал рога, оба на месте. Повалил деревце ближайшее, наклонил голову, отрубил себе рога топором.

Кое-как поднялся, кровь моя нечеловеческая, а всё одно тёплая, заливала за шиворот. Делал всё быстро, думать некогда. Выбрал, как ближе подойти — по подлеску. Почти к полянке самой подберусь. Пошёл. Как понял, что видно меня, крикнул этому их карательному сборищу.

— Зачем обижаете ребёнка и женщину?

— Тебе какое дело? — ответил тот, кто постарше выглядел. Видать, зрение у него похуже, он начал подходить и приглядываться.

— Иди своей дорогой, — ответил другой мужик. — Тут дела этого селения вершатся.

— Вы женщину на костре решили сжечь, — не согласился я, высматривая, можно ли ещё подойти. Тело начинало гудеть, привязь моя меня душила.

— Иди по добру по здорову, как сказано, — повторил самый старший из них. А какой-то отрок запустил в меня камнем. Я уклонился. Повторил им ещё раз.