Не будите Гаурдака
Шрифт:
Через пару метров нога Олафа вместо очередной скобки уперлась в ровный камень, и конунг с облегчением прыгнул вниз и поднял руку с фонарем, освещая путь неуклюжим гуманитариям, привыкшим спускаться по ступеням, а не по расшатанным гнутым прутьям.
Верх колодца и карабкающаяся назад царевна терялись в глубокой тьме.
— А хорошо вы тут зарылись… — вспоминая длительность спуска, конунг глянул на атлана и уважительно качнул спутанной шевелюрой.
— Метров через десять по коридору над нами будет здание Гильдии купцов Атланды. Подвалы у них глубокие, поэтому тот, кто хочет ходить
— Три этажа в ней?
— Пять. Не считая башенок.
— Целая гильдия над одной головой… — дивясь новой мысли, нервно хмыкнул Олаф, чуть заметно ссутулился и кривовато глянул на неровные серые своды, словно все пять этажей и архитектурные излишества нависли в паре сантиметров над его рыжей макушкой.
— Да, — кивнул Вяз, специально или ненароком истолковав эмоции спутника по-своему. — Под землей поначалу бывает весьма интересно, чтов любую минуту может на тебя провалиться, но потом привыкаешь и перестаешь обращать внимание на городскую планировку.
Фикус, которому до дна оставалось метра два с небольшим, внезапно ойкнул: неловко поставленная нога подвернулась, носок сапога проскользнул между скобой и камнем и застрял. Олаф и Вяз задрали головы, советы и комментарии на языках…
И вдруг мрак за их спинами ожил, словно разбуженный вскриком. Нечто холодное и бестелесное, как призрак ледника, нахлынуло сзади, коснулось кожи, мгновенно поднимая дыбом даже самые маленькие волоски, застило глаза…
— Что это?!.. — забыв про вывернутую ногу, знахарь судорожно вцепился в скобу, точно в неведомое оружие или талисман.
— Что это где?.. — замер на полушаге Кириан.
Фонарь в руке конунга, не успев даже мигнуть, погас.
— …И где свет?! Куда они девались, эгоисты?! Вместе с фонарем, самое главное! Фикус, где они?!..
Но доктор, застрявший почти над головой отряга, почувствовал то же, то и он, и застыл, скованный ужасом, не в силах ни крикнуть, ни пошевелиться.
Внизу застигнутые врасплох люди ощутили, как темнота, обретшая невзначай если не тело, то дух, вкрадчиво обволакивает их со всех сторон, обнимает, охватывает, забивается в уши, нос, рот, под одежду, оглушая, отсекая от мира, лишая воли, надежды и воздуха…
Тишину разорвал звон падающего на камни фонаря и бьющегося стекла.
Маленькая лужица масла вспыхнула от угодившего в нее фитилька, тьма отпрянула, точно открытое пламя обожгло ее…
И люди получили возможность вдохнуть.
— Мьёлнир, Мьёлнир, Мьёлнир!!!.. — исступленный рев Олафа ударил по барабанным перепонкам и с грохотом камнепада заметался по шахте колодца и подземелью.
Два топора в мгновение ока оказались в руках отряга, и он, задыхаясь, едва не теряя сознание и видя перед глазами уже не отсветы сгинувшего фонаря, но звезды лучших миров — яростно крутанулся. Лезвия с низким свистом рассекли воздух, встретились с камнем и железом, высекая снопы искр…
Мрак дернулся, словно от боли.
Будто в гуще сражения, кидался отряг из стороны в сторону, круша, громя и дробя вокруг себя всё, что попадалось на отряжский
И тьму.
Показалось ли яростно сощуренным глазам или нет, но словно черные клочья замелькали кругом. Почти реальные сгустки мрака разлетались, растворяясь и исчезая в простом — не ожившем — отсутствии света, и с каждым остервенелым взмахом топора, с каждым бешеным выкриком дышать становилось все проще, а страх и слепая паника пропадали, как обрывки дурного сна.
И, будто путеводный огонь, дрожа и танцуя, играло над быстро выгорающим маслом веселое оранжевое пламя, освещая неровный пол подземелья, колодец, оцепеневших на скобах, словно испуганные обезьяны на ветках, Фикуса и Кириана…
И распластавшегося на полу Вяза [130] .
Издав последний торжествующий вопль, конунг замер в боевой стойке, тяжело хватая воздух оскаленным ртом, топоры наготове, налитые кровью и хмелем схватки глаза рыскают вокруг в поисках врага…
130
Самое умное, что может сделать любой, рядом с впавшим в неистовство человеком с двумя большими топорами.
Никого.
Две нелепые фигуры, прижавшиеся к стене, словно пытаясь пройти сквозь нее, одна — на полу, нерешительно выглядывающая из-под руки, прикрывающей голову…
— Олаф… кабуча отряжская… какая муха тебя укусила?.. — пошевелился, наконец, над лекарем менестрель, только сейчас вспомнивший, что можно дышать полной грудью.
Контрабандист убедился, что топоры уже не носятся по всему доступному пространству, и быстро поднялся, длинный кинжал в руке, готовый разить, случись неизвестному врагу появиться снова — но кругом царила тишина и спокойствие, точно не было ни ожившей темноты, ни сверхъестественного ужаса, ни удушающих объятий.
— Что это было? — сколь напряженно, столь и бесплодно прощупывая взглядом сгустившуюся вокруг тьму, сквозь рефлекторно стиснутые зубы выдавил он.
И удостоился непередаваемых взоров трех пар глаз.
— Это ты насспрашиваешь? — замогильным голосом уточнил бард.
— Что у вас тут происходит? — донесся сверху встревоженный голос царевны. — На кого-то наткнулись? Засада? Ренегаты? И где фонарь?
— Вон лежит… — чувствуя себя нашкодившим мальчишкой, способным ответить только на один вопрос учителя из пяти, конунг кивнул на бренные останки их единственного светильника в черной луже, отчаянно коптящей последними каплями масла.
— Погодите, сейчас новый принесу… — не задавая дальнейших вопросов, буркнула Сенька и снова полезла наверх.
Через пять минут два новых фонаря благополучно прибыли к месту таинственной битвы, и все убедились, что скоротечная отчаянная схватка протекала с пустотой: ни капли крови, ни клочка одежды, шерсти, перьев или чешуи, ни другого покрытия исчезнувшего — или никогда не существовавшего? — тела обнаружено нигде не было. Похоже, щербины от топора в камне и разрубленные скобы лестницы являлись единственными следами странной баталии.