Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Десять, — громко сообщила всем заинтересованным лицам она.
— Десять?.. — сбитый с толку, удивленно оглянулся волшебник. — Десять?.. Что за бред! Десять! Ха! Самому Шмонделю не пришло бы в голову ничего подобного, Серафима, а ведь какой только бред не приходил ему в голову, как сейчас помню!.. Нет, девица. Десять — исключено.
— Но на меньшее он не согласен, — пожала плечами царевна. — И я бы на его месте не согласилась.
— Кто? — заморгал непонимающе Иван.
— Ну, этот…
— Шмондель?!.. — маг вытаращил глаза и выронил обретенный минутой раньше из-под сочащегося холодной водой брюха Масдая промокший, как лягуша,
— Сам ты… такое слово… твое премудрие, — обиженно насупилась в адрес волшебника Сенька. — Я о хозяине гостиницы говорю, о Клаусе! Или Клаасе? Или как там его? Не важно. И, конечно, о лошадях. Лошади неплохие. Лично проверила. И если принять во внимание, что в эту сумму он поспешил включить стоимость ремонта комнаты Олафа, которую увидел только после нашего отъезда, и цену новой штукатурки для протекшего отчего-то под нами потолка зала, то сорок кронеров с нас всех — совсем неплохая цена.
Олаф застыл, натужно таращась в потолок и с выражением неземной муки на конопатой физиономии шевеля губами: высшая математика никогда не давалась ему легко.
Иван и чародей с задачкой справились быстро.
— Масдай поедет с кем-то из нас? — уточнил старик.
Сенька хотела сострить, но махнула рукой, и для разнообразия просто ответила «да».
— Десять кронеров за одного коня — это весьма сходная цена, — удивленно покачал головой Адалет.
— И ты говоришь, что мастер Клаас еще и захотел включить стоимость ремонта в стоимость лошадей? — царевич с недоумением уставился в честные супругины очи.
— Он так сказал, — снова обиженно надулась Серафима.
Но, пока сконфуженный своей бестактностью и постыдной недоверчивостью Иванушка тщетно искал подходящие для извинения слова, весьма успешно краснея при этом, она отвернулась с видом оскорбленной невинности и еле слышно пробормотала себе под нос:
— Правда, никто не утверждает, что он этого хотел.
С видом ученого, остановленного на пороге гениального открытия с занесенной для стука рукой, Адалет сунул блокнот мимо кармана, поискал и не нашел заложенный за ухо карандаш и снова обратил свое внимание на многострадального Масдая.
— Если бы у нас было побольше времени, я практически уверен, что смог бы разрешить эту небольшую, но действующую на нервы проблему…
— На нервы, основу, кисти и ворс, — брюзгливо уточнил ковер.
— Вообще-то, я себя имел в виду! — раздраженный незваным прерыванием чародей недовольно дернул бородой, мокрой, как он сам и всё вокруг него в радиусе десяти метров. — Но, я вижу, никого здесь не интересует, что величайший боевой маг всех эпох и народов занимается всякой ерундой в жалкой сырой каморке как какое-нибудь доброе бюро дурацких услуг… или наоборот?.. Неважно! Что я имел в виду, так это что в то время как Белый Свет дрожит перед перекошенной злобной мордой смертельной опасности, я, самый могучий волшебник во всем Белом Свете… Я… Э-э-э… Кхм. О чем это я?
— О морде.
— О нервах.
— О Белом Свете.
Три полезных подсказки прозвучали почти одновременно.
Адалет фыркнул, задумался на мгновение, собирая разбежавшиеся мысли в кучку, и горделиво продолжил, обращаясь к расстеленному почти во всю комнатку Масдаю:
— Что я действительно имел в виду, так это то, что я, безусловно, с минуты на минуту мог бы найти новую формулу, которая облагодетельствовала бы всех промокших путешественников Белого
— А поскорее?
— Поскорее? — сварливо усмехнулся старик. — Пожалуйста. Хоть сию секунду. Но помни аксиому Пиромани: скорость высушивания прямо пропорциональна вероятности возгорания высушиваемого объекта.
— Ну, хорошо, уговорил, — несколько поспешнее, чем позволяло его чувство достоинства, согласился ковер. — К вечеру — так к вечеру. Не то, чтобы якуда-то спешил.
Адалет, не замечая более вокруг себя никого и ничего, громко топоча по дубовым доскам пола подкованными сапогами, вылетел из комнаты в коридор мрачнее целого грозового фронта. Олаф последовал было за ним, но на пороге остановился, повернулся к лукоморцам и, нерешительно откашлявшись, произнес:
— Слушайте, ребята… Я тут, что наш кудесник говорил… про волхвования свои… ни хела драного не понял… Кроме одного слова. Но и его — не совсем, а почти… Половину понял, а половину… как бы не совсем… А интересно ведь… Все-таки единственное слово…
— Какое? — уточнил Иванушка. — Если мы знаем — скажем, конечно!
— Он тут столько налопотал, — покачивая головой, добавила царевна, — что без высшего волшебного образования ни в жисть не разобрать.
— Гипер… растяжение… чего-то там?.. Кажется?.. — наморщил лоб и с сомнением выговорил молодой конунг, будто не доверяя своим собственным словам.
— А-а… «Гипер» — это приставка такая научная, — охотно пустился в пояснения Иван. — Означает «повышенное». А есть еще противоположная ей — «гипо». То есть, «пониженное». Поня… тно?..
Царевич не ожидал, что его популяризация древнестеллийского языка произведет на отряга такое впечатление.
Рыжий воин вытаращил глаза, потом заморгал ими, словно пытаясь выгнать соринку, потом нахмурил лоб так, будто хотел, чтобы одна бровь полностью наехала на другую… На мужественной его физиономии отразился неостановимый ход массивных, как континенты, мыслительных процессов, извержение погребенных доселе под толщей гранита подкорки вулканов логики, и — наконец-то! — радость просветления.
— Понятно!!! — как рыжее воинственное солнышко, отряг просиял из-под огненных спутанных прядей неуправляемой, как и он сам, шевелюры. — Конечно, понятно! Теперь я всё понял! «Гипер» — «повышенное», а «гипо» — «пониженное»! Значит, гиппопотам — это маленький большой бегемот, а есть еще гиперпотам — бегемотище огромный! Вот бы на такого поохотиться, а?..
— Но, Олаф!.. Такого зверя нет!
— Как так — «нет»? Название есть, а зверя нет? Так не бывает. Если его еще никто не встретил, это не значит, что его нет, — с убийственной логикой охотника со стажем подытожил дискуссию отряг, подмигнул оторопевшему Иван и, насвистывая бравурный марш, бодро поспешил в свою комнату.