Не чужие
Шрифт:
— Максим Громов, ты нахал каких поискать.
Я наконец отпустила резинку трусов. Как специально белых, будто флаг капитуляции.
Больше ничего ни говорить, ни делать не потребовалось. Ласково, едва касаясь, по влажным складкам скользнули пальцы, и с довольным смешком Макс вошел на всю длину сразу.
Прелюдия или хотя бы поцелуй не понадобились совсем. Я была мокрой настолько, что первый же толчок выдал меня влажным пошлым хлопком.
— Признайся, —
Нахальный, упрямый, самоуверенный мужчина! Он будто прочел мои мысли. Помнила ли я «хорошую девочку Майю», ту, что несколько месяцев динамила своего парня, спала исключительно с подушкой и даже не представляла, какой кайф чувствовать над собой жар сильного мужского тела и приятную заполненность внутри?
Не помнила! Совсем! Всего за месяц бессонных ночей, бессчетных поцелуев, быстрой голодной близости и медленного, выворачивающего душу наизнанку своей нежностью секса я забыла, что раньше было иначе.
Влюбленной дурочке Майе теперь мало было вздыхать по своему кумиру издалека. Сейчас он нужен был полностью. Со своей дерзкой улыбкой, сумасшедшей развратной фантазией и совершенным телом. Весь! Нам мне. Подо мной. Во мне.
— С ума по тебе схожу, пчелка!
Не дожидаясь ответа, Макс рывком прижал мою спину к своему стальному торсу и начал вколачиваться все быстрее и глубже. Он словно решил установить какой-то рекорд. Лишить меня своим фирменным оргазмом не только рассудка, но и вытрясти дух.
От распирающей заполненности, с бешенной скоростью сменяющейся пустотой, я успевала лишь ахать. Внизу живота все искрило от напряжения. Член не останавливался ни на миг, и коснись Макс моих подпухших складок своими умелыми пальцами, даже жители соседнего дома услышали бы как мне хорошо.
— Пообещай сменить работу!
Мой любимый мужчина растягивал нашу общую агонию с одержимостью мазохиста. Его руки мяли мою грудь, до боли сжимали соски, а член поршнем таранил снизу так, что колени отрывались от матраса.
— Не-е-ет…
Я даже не думала, что говорю. В мыслях застряло строгое «нет», и другие слова куда-то подевались.
— Упрямая маленькая пчелка! Опять споришь!
Со злым рыком Макс толкнул меня на матрас и всем телом пригвоздил сверху.
— Лучше скажи «да», — от нового толчка кровать громко ударилась о стену. — Две буквы. Ты сможешь.
Выйдя из меня полностью, Макс погладил головкой чувствительную плоть и настороженно замер.
— Прости, — чтобы не удариться головой в изголовье, пришлось упереться в него руками. Внутри все болело от потребности кончить. Мне нужно было лишь еще несколько движений, чуть-чуть ласки, а не наша вечная борьба.
— Зараза!
Мой
Споры и игры прекратились. Макс больше не упрашивал, не настаивал и не пытался быть нежным. Вместо этого он устроил фирменную порку. Без рук, жестко. Так, что от быстрых шлепков моя многострадальная пятая точка начала гореть, и ноги разъехались еще шире, будто во мне вдруг проснулась тренированная гимнастка.
Под ритмичный стук кровати в стену я ощутила, как постепенно подхожу к самому сильному своему оргазму. Он надвигался на меня как поезд. Неотвратимо, ослепляя фарами и не позволяя сделать ни одного вдоха.
Не в силах сопротивляться, я уткнулась лбом в простыню и зажмурилась.
Удар.
Снова удар.
Растягивающее тугую плоть проникновение до звонкого хлопка.
Удар.
И снова полностью наружу, чтобы заполнить до отказа своей твердостью.
Быстрее с каждой секундой и горячо… до пульсации. До глухого вскрика в матрас и хрипящего, отчаянного «Майя» между лопаток.
Наверное, ни одна женщина не устояла бы против аргументов Максима Громова и сменила бы не то что работу, а полностью подстроила под него свою жизнь. Я устояла исключительно на ненормальном, закаленном прошлым упрямстве.
Детдомовские никогда не верят в счастье навсегда. Они хотят этого. Могут драться за него до последнего, но никогда, даже получив гарантии, не сойдут со своего, пусть неудобного, но проторенного пути.
Забираться в новые долги мне не хотелось так же сильно, как становиться ненужной ассистенткой. К счастью, вымотанный и счастливый, Макс больше и не пытался говорить о работе. Он будто отошел в сторону, позволив мне самой решать свои проблемы.
Ключевым было «будто».
Уже спустя пару дней я убедилась, насколько ошиблась с выводами об «успокоившемся» Максе. Не знаю, через агента или сам, но Громов умудрился разобраться с моей работой очень необычным способом. Нет, он не уговорил руководство уволить меня, не подсунул другую работу, на которой я чувствовала бы себя лишней и неопытной.
Он оставил все как есть, только мой график удивительным образом совпал с календарем его выездных игр, а еще охрана клуба принялась опекать меня по поводу и без и усаживать в удивительным образом заранее оплаченное такси после окончания каждой смены.
Первый раз меня это удивило. Остановка метро была всего в паре сотен метров от клуба, но Стас перехватил мою сумочку, распахнул дверцу и, словно своему должнику, приказал водителю проконтролировать, чтобы я добралась до квартиры. Второй раз я все так же не поняла, что происходит. Ну а в третий уже улыбалась на все тридцать два.