(Не)добрый молодец
Шрифт:
— Считай, что он напал. Пощади его, пусть он умрёт человеком, а не исчадием ада, тем самым ты спасёшь его душу, и спасёшь всех нас. Он был братом нам, ты чужой, тебе легче, я не могу. Ты должен!
— Агрххх!
Вадим резко развернулся и, что есть силы раскрутив кистень, обрушил удар тяжёлой гирьки на голову послушника. Головапослушника дёрнулась, плеснув на землю ярко-алой кровью.
— Живой ещё был, — задумчиво произнёс кузнец, — видимо, они не так быстро перерождаются.
— За пару часов, — угрюмо подтвердил отец Анисим, — не раньше.
Вадим с ужасом понял,
— Поплачь, отрок, так тебе легче будет. А то люди, бывает, уходят в себя и не слушают более никого.
— Тяжек сей грех, но и другого выхода не было, — произнес отец Анисим и горько вздохнул.
С минуту постояв, начали собираться в обратный путь. Отец Анисим хотел сразу уйти, но кузнец не согласился с ним, объяснив, что мертвецов здесь больше нет, а вот ценности наверняка остались. Да и похоронить надобно хотя бы своих. Вадим молчал, погрузившись целиком в переживания. Но движение — это жизнь и, шагая вслед за остальными и машинально собирая и перенося различные вещи, он немного отходил от пережитого стресса, постепенно отпуская от себя ситуацию.
По деревне они бродили ещё полдня, пока солнце не стало клониться к горизонту, собрав много трофеев из брошенного в разных местах оружия, нужных предметов обихода и вещей. Всё забрать им за один раз всё равно не удастся, и они потратили ещё два часа, чтобы отнести все трупы в одно место и сжечь их, обложив сухим хворостом и полив найденным маслом. После чего ушли, полностью навьюченные добычей, но многое пришлось оставить на месте. В конце концов, крестьянское добро не сильно-то и нужно. Вернутся люди в свои дома, будут искать.
Шли молча, каждый думал о своём, постепенно старик монах стал сдавать. Ноша оказалась для него тяжела, а сил в бою потрачено много, да и возраст уже сказывался. Вадиму тоже было тяжело, но его худоба не являлась признаком слабости, всё же, он жилист и молод. А в последнее время всё лишнее и вовсе ушло из его организма,вроде остатков энергетиков и никотина. Навесив на себя множество вещей, он пёр поклажу, не снижая темпа. А вот отец Анисим с каждым метром сдавал.
Между тем вечер постепенно вступил в свои права, и с каждой минутой темнело всё сильнее и сильнее, отчего становилось банально страшно. К ночи поднялся сильный ветер, лес зашумел листвой и кронами. Бестелесный шёпот вместе с сумерками стал наполнять округу, заставляя всё чаще вспоминать имя Господа. Уже не только отец Анисим, но и Елизар принялись потихоньку шептать молитвы.
Вадим шёл молча. Что толку читать молитвы? Не сказать, чтобы он был закоренелым атеистом, в Бога верил. Но вера его являлась, скорее, данью традиции, чем зовом сердца. Бабушка верила, мать почти верила, отец в церковь тоже, бывало, ходил, а Вадим только считал, что верит. Вот и сейчас он вымотался до морального отупения.
Сегодня он убил живого человека, а про мертвяков и говорить нечего. А что будет дальше? Вместе с думами пришло и безразличие к собственной жизни. Видя, что монах стал отставать, он крикнул кузнецу.
— Елизар, надо медленнее идти,
— То дело ты говоришь, — согласился с ним Елизар. — Анисим уже стар, а идти ещё далеко. Да и лучше живыми дойти, чем со всем добром в лету кануть. Только надобно не просто всё сбросить, а хоть немного сховать. Лес рядом, спрячем.
Так они и сделали, сгрузив лишнее под старую ель и забросав все ветками и лесным мусором. Выйдя обратно на дорогу, под светом звёзд и узкой серповидной луны они продолжили путь. До монастыря осталось совсем немного, когда их дорогу перегородила смутная тень.
Первым её заметил Вадим. Отец Анисим уже к этому времени почти висел на плечах Елизара, а тот был полностью занят тем, что нёс и его, и оружие. Вадим предупреждающе крикнул. Мертвяк на мгновение застыл, а потом резко устремился вперёд.
Елизар оттолкнул от себя отца Анисима, а сам схватился за саблю. Вадим действовал, словно в тумане. Вспомнилась игра детства, когда они швыряли палки по пустым банкам, сбивая их с асфальта. В числе прочих вещей он нёс и топор отца Анисима.
Сил у Вадима оставалось мало и поэтому, сделав неимоверное усилие, он, что было мочи, швырнул топор, целясь в голову мертвяка. Топор, один раз прокрутившись, врезался в грудь монстра обухом, заставив на мгновение отклониться от основной цели. Этого мгновения хватило Елизару, чтобы разрубить чудовище пополам. Второй удар раскроил череп мертвяку, и всё было кончено.
— Сколько же их ещё по лесу бродит, — проговорил отец Анисим.
— А Бог его знает! — отозвался кузнец. — Но если ещё есть, то, боюсь, мы сегодня не отобьёмся и не дойдём до Пустыни.
— Дойдём, — отозвался на это Вадим. — Он один был.
— Почём знаешь? — осведомился кузнец.
— Они либо по одному ходят, либо сразу группой. Если вышел один, а других нет, значит всё.
— А вдруг ещё один выйдет, но токмо дальше? — спросил Анисим.
— Ну, выйдет и выйдет, убьём и дальше пойдём, — равнодушно отозвался Вадим.
— Второй раз ты жизнь нам спас, отрок. Зачем вернулся? — тут же спросил кузнец.
— Не знаю, не смог уйти. Всё равно пропадать, так уж лучше вместе.
— Не перестаю тебе удивляться, Вадим. Ладно, нам бы дойти.
— Дойдём, — уверенно отозвался Вадим, и они продолжили свой путь.
К воротам Пустыни уставшие путники вышли аккурат к полуночи. Мгла застила неверный блеск узкого серпа ночного странника. И лишь только тусклый отсвет многочисленных звёзд освещал их путь, пугая население Оптиной Пустыни.
Глава 11
Пустынь
Как их запустили в ворота монастыря, как он добрался до полатей, Вадим не помнил. Всё делалось им почти автоматически. Он снимал с себя груз, помогал довести отца Анисима, слушал ободряющие слова. Куда-то шёл, что-то делал.
Потом он вспомнил, что его отвели в баню и, сорвав одежду, помогли помыться, заодно проверив тело на наличие царапин и укусов. Ничего не найдя и не стесняясь его наготы, пожилая монахиня помогла ему одеться и осторожно довела до трапезной.