(Не)добрый молодец
Шрифт:
Охрана и защита Пустыни оказались для него дороже личной выгоды и новостей. В конце концов, кто-то же должен был прийти к ним. О том, где находится обитель, знали как жители Козельска и нескольких окрестных деревень, так и паломники. Но за это время никто в Пустынь не приходил. День шёл за днём, а ничего не менялось, как считал настоятель и Вадим, но так не считали другие.
Например, инок Серафим с жадностью прислушивался к разговорам о мертвяках. Его душа жаждала знаний, а мертвяки, неизвестно откуда взявшиеся и размножающиеся подобно чуме, казались интересны.
Его прямо тянуло к запретным
Такого можно только заинтересовать трофеями, найденными в брошенной деревне. Да и сам Серафим рассчитывал разжиться деньгами или нужной ему утварью. Людей в Пустыни обитало немного, и Серафим уже несколько раз в уме перебрал тех, кого можно будет соблазнить походом в деревню. Таких, по его мнению, оказалось двое — Митрич и Аким. Митрич вскоре отпал, потому как шибко опасался и любое упоминание о мертвяках тут же выводило его из душевного равновесия. Оставался Аким.
Но и Акиму не так просто было предложить поход, особенно тайный. Тут нужно знать тонкости души крестьянина, и Серафим догадывался, что можно предложить Акиму за его помощь.
Зависть! Акимом всегда двигала зависть и жадность, на этих чувствах Серафим и собирался сыграть. Застав Акима одного за ремонтом стены, Серафим издалека начал разговор.
— Здравствуй, Аким!
— И тебе не хворать! — грубо ответил тот.
— Всё в руках Божьих, — сделав скорбное лицо, заметил Серафим. — А что-то ты не в настроении?
— Какое уж тут настроение, когда пашешь изо дня в день и ничего?! А некоторые сходили два раза в деревню, и уже в почёте и уважении. Едят от пуза, работают в своё удовольствие, да ещё и подарками их одаривают. Виданое ли дело, чтобы отроку несмышлёному дарить пистоль да саблю?!
Серафим с мнимым сочувствием покачал головой.
— Твоя правда, Аким, а ещё они и денег добыли в селе, и мальчишке тоже изрядно досталось. Но то они сами нашли, не в праве мы их осуждать.
— Чтооо? — возмущённо вскричал Аким, — ещё и деньги? И много?
— Ну, много али немного, я не знаю, учёт не вёл, но настоятель при мне говорил, что много, и сказал, что серебра нужно и отроку отсыпать.
— Серебра??? Ах, ты ж, ах, ты ж… — Аким не находил слов от переполнявшего его негодования. Ему хотелось сквернословить, но в присутствии инока он остерёгся это делать, и в сердцах выпалил. — Нет в мире справедливости!
— Справедливость есть всегда, Аким. Вот только она даётся в руки тем, кто её заслуживает или хочет заслужить, а то и сам захочет взять.
— Угу, угу. И как её взять? — прищурил глаз тот.
— Думай, Аким, мне и самому то неведомо.
— Надо в деревню идти и пошукать там монет, да вещей.
— Согласен, надобность в том есть, — отозвался Серафим и грустно улыбнулся. — Но меня не берут с собой, а один я не смогу.
—
— Нужно придумать, для чего выйти из монастыря. Да и не выпускают в село никого без разрешения настоятеля, а ночью так и вовсе страшно и опасно.
Прекратив чесать затылок, Аким принялся перебирать свою пегую бородёнку, словно искал в ней не то блох, не то ум. Как водится, не нашёл ни того, ни другого, что и неудивительно.
— Думай, Аким, как мы можем того достичь и сходить в село, и я думать о том буду.
Аким кивнул, продолжая чесать уже спину, а Серафим спокойно развернулся и собрался уходить. Удочку он закинул, и Аким будет думать, но, сделав всего два шага, Серафим внезапно обернулся.
— От Елизара я слыхал, что ляхи там погибли, а у ляхов есть и оружие дорогое, и монеты водятся, сказывают, что и золотые дукаты.
При упоминании золота, глаза Акима полыхнули каким-то сверхъестественным огнём, и он застыл, переваривая полученную информацию, а Серафим ушёл. Дело сделано, теперь нужно только ждать, когда Аким дозреет и сможет перебороть свой страх. Жажда наживы — страшна, она перемелет и страх, и унижение.
Аким дозрел через два дня. Видимо, в нём неустанно боролись жадность и страх за свою шкуру. Серафим тоже боялся, да ещё как, но и им двигала жадность, но жадность к славе и власти. Он сейчас всего лишь простой инок-библиотекарь в заштатном монастыре. А если сможет овладеть другими знаниями, то достигнет как успеха, так и власти, и даже славы! Серафим с детства страдал грехом тщеславия, в чём себе никогда не признавался. Да и сейчас он просто убедил себя в том, что, овладев запретными знаниями, пустит их во благо церкви и людей. Спасёт их, понимаешь, от чёрной напасти. Воистину благими намерениями устлана дорога в Ад!
Никаких других возможностей в монастыре у Серафима не было, только лишь перспектива всю жизнь возиться с книгами, ремонтируя и переписывая их и, собственно, на этом всё. Настоятель ещё не стар, так что и здесь ничего не светило. А вот мертвяки сулили ему будущее, как это ни странно, казалось бы, со стороны.
Довольно давно Серафим в библиотеке наткнулся на одну книгу, которая своей обложкой резко отличалась от остальных. Надпись на старогреческом гласила, что это житие святого Агриппия, а на самом деле книга и вовсе не имела названия. Была она тонкой, но, как оказалось, с подвохом.
Первые несколько листов у книги отсутствовали, многие заляпаны чем-то бурым, отчего текст на них оказался не читаем, но в целом примерно половину из всего, с трудом, но можно было разобрать. Текст написан на старогреческом, но как-то странно, и Серафим немало времени потратил на то, чтобы понять, о чём там шла речь. А шла она, как он, в конце концов, разобрался, о демономании колдунов. В книги приводились разные примеры, один из которых весьма заинтересовал Серафима.
В нём описывался похожий случай поднятия мертвецов с кладбища неким колдуном и направлении их на магистратуру славного города Бремен. Книга, очевидно, являлась переписанной каким-то греческим монахом с аналогичной, но латинской. Каким образом сей опус попал в Пустынь, Серафим и не догадывался, видно, случайно, а может и по злому умыслу.