Не гламур. Страсти по Маргарите
Шрифт:
Я могла мысленно представить любую картину (даже шесть прекрасных обезглавленных трупов), только не эту.
Ритку я сначала не заметила. Впрочем я вообще никого не заметила, хотя все шесть лапушек оказались в кабинете. Да их и невозможно было разглядеть, поскольку повсюду – на столах, на полу и даже на компьютерах – стояли многочисленные картонные коробки. Вид этого склада готовой продукции настолько потряс меня, настолько изменил Ритин кабинет, что я не сразу заметила снующих между коробками подруг, которые приподнимали картонные крышки, ахали, охали, снова закрывали
– А, явилась, – зло буркнула Ника, чуть не с головой ныряя в очередную коробку.
– Девочки… а что это вы делаете?
– Мы, Люсечка… плачем, – действительно хлюпнула носом Маша, извлекая из коробки какую-то уродливую тряпку грязно-белого цвета.
Рита прекратила рыться в «своей» коробке и, не мигая, смотрела на меня.
– Да что произошло? – снова спросила я.
– А ничего страшного, по сути, не произошло, – хохотнула Роза. – Вместо твоих пяти тысяч долларов, которые так и не упали сегодня на счет, с нами расплатились бартером. Да еще каким! Глаз не отвести…
Я молча взяла из рук Маши тряпку, не понимая прикладного ее назначения.
– Что это?
Как что, не видишь? Чепчики для сиамских близнецов, – даже Оленька Клюева не казалась доброй и мягкой.
Я пригляделась к тряпке. Действительно, два огромных, грубо сшитых из неправильных сегментов полушария напоминали сшитые вместе чепчики для уже больших, годовалых детей. Тогда для чего эти огромные пуговицы и лямки? Я взяла одно из полушарий и попыталась натянуть на голову; пуговицы сразу больно запутались в кольцах волос.
– А что, для сиамцев шьют специальную детскую одежду? Разве у нас в стране так много рождается уродцев? – я пыталась стянуть «чепчик» с головы.
Девки грохнули во все шесть глоток. Ника свалилась в единственное свободное кресло и задрыгала ногами.
Рита ежесекундно вытирала враз выступившие от смеха слезы. Верхогляд замычала, как молодая стельная Буренка.
Мне же захотелось плакать. От обиды. Первой пришла в себя Лаппа:
– Все. Хватит! – давя в себе последние остатки смеха, сказала она. – Что делать будем?
Из обрывочных фраз девчонок (они все еще периодически взрывались хохотом, который не могли прекратить даже сведенные в одну линию брови Лаппы) я узнала невероятное.
В назначенный час в редакцию явился представитель фирмы из Минска. Только не с копией платежного поручения, а… с дикими извинениями. С его слов получалось, что у них на производстве произошло ЧП: остановилась главная швейная машина, выполняющая операцию оверлок (вроде это такой красивый отделочный шов на тончайших «женских тряпочках»). Пока сделали заказ в Бельгию, пока придут запасные детали… В общем, предприятие временно остановилось, продажи упали, и свободных денег, в том числе на оплату рекламных услуг нашему журналу, у фирмы сейчас нет. Но за имидж свой фирма ручается крепко, «кидать» партнеров не намерена. Как быть? Они там в Минске посоветовались и… вспомнили, что еще с 90-х годов, до того как они объединились с западной швейной компанией, у них на складе лежат тюки с нереализованной советской продукцией – женскими
– Так это – бюстгальтеры! – ахнула я, стянув, наконец, «чепчик» с головы.
– Самые что ни на есть женские совдеповские лифчики, – подтвердила Катя.
– И что мы с ними должны делать?
– Представляешь, Милка, этого наглеца? – зло сказала Рита. – Он мне говорит: «Маргарита Альбертовна, здесь, в коробках – семьсот пятьдесят изделий. Если вы реализуете в розничной торговле каждое из них даже по двести рублей, вот вам и будут наши пять тысяч долларов».
– Да кто ж такое купит? – возмутилась Маша. – Да вы мне приплатите, я – не надену. У нас даже бабки в деревнях такое уже не носят…
– А почему они все с такими высокими корсажами и так много пуговиц спереди?
– Может, для кормящих матерей? – осторожно предположила Оля, при этом строго зыркнув на Катю. – Корсажем остатки живота подбираются, а пуговицы – чтоб удобнее грудь для кормления вынимать…
– И где мы найдем семьсот пятьдесят кормящих матерей? – съязвила Роза.
– Никого искать не будем, – вяло сказала я. – Сейчас снимем их рекламные полосы из журнала, а лифчики свои поганые пусть назад забирают.
– А что вместо этих пяти полос прикажешь поставить? Твоей голой попой будем журнальные страницы прикрывать? – обалдела Лаппа.
– Возьмем из запаса.
– Да нет у меня никакого запаса! – заорала Ритка. – С колес работаем!..
За два месяца Лаппа откуда-то нахваталась журналистского сленга и лихо бравировала малопонятными мне терминами.
– Ну, пусть наша «звезда журналистики» возьмет и напишет…
– Что, опять я должна за всех отдуваться? – взвилась Ника. – Ты соображаешь – через три часа диск записывать! Пять полос написать за три часа?.. Ты хоть сама одну заметку в номер написала?..
– Я – бухгалтер и рекламный агент, а не журналистка, – парировала я.
– Видим мы, какой ты рекламный агент…
– Отставить! – рявкнула Рита. – Ника права: полосы уже менять не будем, времени нет. К тому же фирма нас кинула, но не до конца – бартером расплатилась. Нам надо придумать, что с этими коробками теперь делать.
Все молча уставились в пол. Одна Ника крутила в руках «грацию»: она напоминала мартышку, не знающую, на какое место цепляются очки.
– Может, по знакомым реализуем, – неуверенно предложила я.
– И много среди твоих знакомых кормящих матерей? – снова завела свою тему Роза.
– Повторяю, даже у нас в деревне такое уже не носят, – напомнила Маша.
– Потому что твои деревенские знакомые ничего не понимают в высокой моде, для них высший пилотаж – pret-a-porte.
Мы все повернулись к Нике. Она лукаво вертела бабский лифчик в руках и чему-то улыбалась.
– Ника, у тебя… идея? – осторожно спросила Оля. Стрельцова еще раз улыбнулась, и видно было, что решение уже окончательно созрело в ее красивой голове.
– Скажите мне, девочки, что может украсить не очень красивое платье или блузку?