Не говори никому
Шрифт:
Тириз раскинулся на стуле.
– Объясняйте-ка толком.
– Долгая история.
Тириз вытащил пилочку и принялся полировать ногти.
– К примеру, мой мальчишка болеет. Я иду к специалисту, так?
Я кивнул.
– У вас проблемы с фараонами, тут я специалист.
– Сомнительная аналогия.
– С вами что-то хреновое стряслось, док. – Он широко раскинул руки. – Перед вами – лучший гид по здешнему миру.
Пришлось рассказать Тиризу все. Или почти все. Он слушал, кивал и, казалось, не верил,
– О'кей, – сказал Тириз, когда я закончил. – Сейчас мы приведем вас в порядок, а потом потолкуем еще кой о чем.
– О чем?
Тириз молча подошел к какому-то подобию металлического сейфа, вмонтированному в стену, и отпер его ключом. Вытащил пистолет.
– «Глок», бэби, «глок», – сказал он, протягивая мне оружие.
Я окаменел. Перед глазами мелькнуло и тут же растаяло воспоминание о черном и кроваво-красном. Как давно это было. Я взял пистолет двумя пальцами, будто страшился обжечься.
– Оружие чемпионов, – добавил Тириз.
Я хотел было отказаться, но подумал, что это глупо. Меня уже обвиняют в двух убийствах, нападении на представителя закона, сопротивлении при аресте и бегстве от полиции. Что в сравнении с этим банальное ношение оружия?
– Заряжен, – сказал Тириз.
– А у него есть предохранитель или что-то в этом роде?
– Уже нет.
– А! – только и сказал я.
Я медленно ощупывал пистолет, вспоминая, когда в последний раз держал в руках оружие. Приятно было вновь ощутить его тяжесть, стальной холодок ствола. Рукоятка удобно легла в ладонь. Меня даже насторожило собственное воодушевление.
– И вот еще. – Тириз сунул мне что-то вроде сотового телефона.
– Что это?
Тириз нахмурился.
– А что, по-вашему? Мобильник, конечно. Только номер у него ворованный, вас по нему никто не отследит.
Я кивнул, чувствуя себя совершенно выбитым из колеи.
Тириз махнул вправо:
– Там, за дверью, можно помыться. Душа, правда, нет, только ванна. Счищайте вашу помойку, а я пока найду что-нибудь из одежды. Потом мы с Брутусом доставим вас к Вашингтон-скверу.
– А о чем ты хотел со мной поговорить?
– Как переоденетесь, так и скажу.
27
Лицо Эрика Ву было спокойно, подбородок чуть задран вверх. Он пристально уставился на раскидистое дерево.
– Эрик? – окликнул Гэндл.
Ву не обернулся.
– Знаете, как называются такие деревья? – спросил кореец.
– Нет.
– Висельные вязы.
– Приятно слышать.
Ву улыбнулся.
– Некоторые историки утверждают, что в восемнадцатом веке в этом парке устраивались публичные казни.
– Это невероятно интересно, Эрик.
– Ага.
Мимо проехали двое раздетых по пояс мужчин на роликах. Уличный оркестр наяривал что-то знакомое. Парк Вашингтон-сквер, названный, как нетрудно догадаться, в честь Джорджа Вашингтона, был одним из тех мест, где еще пытались сохранить дух шестидесятых, хотя попытки становились все слабее и слабее. Попадались даже разношерстные митингующие, походившие, правда, скорее на актеров, чем на революционеров. Уличные артисты упорно пытались перещеголять друг друга. Пестрая толпа бездомных казалась театральной декорацией.
– Ты уверен, что мы все оцепили? – спросил Гэндл.
Ву кивнул, не отводя глаз от дерева.
– Шесть человек в парке и двое в фургоне.
Гэндл обернулся. Неподалеку стоял белый фургон с надписью «Краски В&Т», телефонным номером и симпатичным логотипом в виде человечка, похожего на символ игры «Монополия», с кистью и лестницей в руках. Если кого-нибудь попросят описать фургон, свидетель скорее всего вспомнит лишь название да, может быть, телефон.
Ни того, ни другого в реальности не существует.
Фургон припарковали на проезжей части. В Манхэттене правильно припаркованная машина вызовет гораздо больше подозрений, чем нарушитель. Тем не менее, надо держать ухо востро. Если приблизится полицейский, придется отогнать фургон на Лафайет-стрит, поменять номера, надписи и вернуться.
– Идите-ка вы в машину, – сказал Ву.
– Думаешь, Бек сможет сюда добраться?
– Сомневаюсь.
– Я решил, что его арест заставит ее занервничать и выдать себя. Кто же знал, что она и так назначит ему встречу.
Один из людей, приставленных следить за Беком, кудрявый мужчина в спортивной куртке, умудрился сесть в «Кинко» рядом с доктором и подсмотреть адресованное тому сообщение. Однако к этому времени Эрик Ву уже рассовывал по дому Бека «улики».
Не страшно. Им все равно не уйти.
– Первым делом хватаем ее, а если выйдет, то и его, – приказал Гэндл. – В крайнем случае, будем стрелять. Но лучше брать живыми. Нам есть о чем потолковать.
Ву не ответил. Он все так же разглядывал дерево.
– Эрик?
– Мою мать на таком же дереве повесили, – отозвался Ву.
Гэндл замялся, не зная, что ответить, потом выдавил:
– Сочувствую.
– Ее сочли шпионкой. Шестеро мужчин раздели одну женщину догола и начали хлестать кнутами. Избивали несколько часов. Везде. Даже кожу на лице содрали, как шкурку с апельсина. И все это время она была в сознании. Кричала. Никак не могла умереть.
– Господи Иисусе, – тихо проговорил Гэндл.
– Когда все было кончено, ее повесили на большом дереве. – Эрик показал на висельный вяз. – Вроде этого. Другим в назидание, чтоб никто больше не вздумал шпионить. Птицам и зверям было чем поживиться. Через два дня только кости болтались.