Не комильфо!
Шрифт:
– Так вот. Она беременна. От меня.
Комильфошка с нескрываемой болью в глазах улыбнулся и стал истерически смеяться, сняв очки и быстро вытирая глаза, стараясь скрыть от меня слезы. Его смех был обрывист, больше походил на тихие, рваные смешки, смешанные с судорожными вздохами. Согнувшись пополам и обхватив колени руками так, что его лица видно не было, Советь начал раскачиваться взад и вперед и с какой-то злобой в голосе говорить обидные вещи, от чего я даже пожалел, что обратился сперва к нему, а не к матери.
– Я же говорил тебе… Ха-ха!!! А ты же не слушаешь меня никогда! Помнишь
– Мне тогда просто хотелось от тебя быстрее избавиться. Тогда ты мне был не нужен. Но сейчас я понял, что нуждаюсь в тебе как никогда раньше. Неужели ты вот так вот и продолжишь в том же духе, даже не дав мне совета?!
– Да какой совет?! – закричал мальчик, резко вскакивая с кровати и подходя к двери. – Что я тебе должен посоветовать? Ты и сам знаешь мой ответ! Я же правильный, я же все делаю так, как нужно, что же в этом случае я могу тебе посоветовать? Бросить Дашу с этой проблемой одну, а самому спокойно жить дальше? Или, может быть, посоветую тебе, чтобы Даша сделала аборт, а потом вы опять же жили спокойно, вот только вряд ли это получится! Думай сам! Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай!
Что стало причиной такой вот истерики Совести, я не знаю. Не знаю, что так задело мальчика, из-за чего он превратился из всегда серьезного, сдержанного и смотрящего на мир трезвым взглядом человека в эту ходячую истерику, эмоции от которой бьют фонтаном в разные стороны.
– Ты можешь успокоиться? – поинтересовался я, не делая резких движений, медленно подходя к Комильфошке. Вот только такое его детское поведение подвергает сомнениям его прозвище и заставляет меня самого сказать эту излюбленную фразу «Не комильфо».
– Ты что это, с ума сошел? – истерически улыбаясь, удивился мальчик. – Я само спокойствие! Ха-ха-ха! Это ты тут истеришь и никак не можешь успокоиться.
Кто бы говорил. Ладно, пускай немного пострадаю, но этого ни с того ни с сего вскипятившегося очкарика я успокою. И, не медля ни секунды, подошел вплотную к Совести, крепко обняв его и прижав к себе. Больно, до крови царапая руки, вертясь в разные стороны, кусаясь и обзываясь, что у меня даже уши в трубочку завернулись, пытался вырваться мальчик, но поняв, что все его попытки терпят оглушительное крушение, немного успокоился и обмяк, спиной прижавшись к моей груди.
– Все? – тихо спросил я.
– Да, – еще тише ответил Совесть, вновь надев маску спокойствия и сдержанности. Я разжал объятия, позволяя ему опуститься на колени и присесть.
– Это не мои проблемы. Я уже сказал, ты эту кашу заварил, ты ее и расхлебывай, – шипя, повторил мне Совесть, опустив голову и спрятав глаза за густой челкой. Я не видел его лица, я не мог понять, о чем он думает в данный момент, что испытывает, единственными показателями его истинных чувств были сжимающиеся и разжимающиеся пальцы, словно пытающиеся поцарапать ковер, и слезы, капающие на внешнюю сторону ладони.
– Почему ты так?
– Потому что… ты заслужил.
– Зачем? Что я такого сделал?
– Я не скажу тебе. Мучайся, гадай, что же такого ты натворил. А, между прочим, твой недавний поступок можно сравнить с убийством… Ха-ха, – грустно рассмеялся Совесть, поправляя съехавшие на кончик носа очки, и, встав с пола, подошел к двери. – Зачем я только с тобой связался… Все равно умудрился натворить бед, даже немного исправившись. Но я все равно считаю это своей небольшой победой, ведь если бы не я, смерть Кости была бы на твоей совести… Да и вообще…
– О чем ты вообще говоришь? – так и не поняв смысла сказанных слов мальчика, закричал я. Ведь все же около месяца было хорошо, если не считать Даши. Я же ничего не сделал. Или же… все-таки сделал? Тот парень, из-за которого, как я считал, все мои мучения и начались. Как же его звали? И… На «И» его имя было точно. Игорь, кажется, если я не ошибаюсь. Но что я ему такого сделал? И о нем ли сейчас говорит очкарик?
Если, предположим, я что-то сделал ему, тогда… Ударил несколько раз по лицу, попал по спине, ну, очки разбил. Но от этого никто не умирал еще.
– Ты про Игоря? – аккуратно спросил я, надеясь, что услышу отрицательный ответ на свой вопрос. Но Совесть так ничего и не сказал, только тени испуга и душевной боли, приправленные злобой, мимолетно отразились на его красивом лице, и вдруг хороший, меткий и сильный удар в челюсть послужил мне ответом.
– Заткнись!!! Ты не имеешь, слышишь, не имеешь права после такого вообще произносить его имя!!! – взбесился мальчик, вновь замахнувшись для удара. Глаза отражали нескрываемую ярость, губы тряслись, тихо что-то нашептывая. Но было все равно.
Больно… Мне действительно стало больно. Но не от удара, что оказался не настолько сильным, чтобы нанести мне вред, а от слов, нанесших такой удар, что стена, сдерживающая мои эмоции, треснула и уже больше не справлялась с их потоком. Слезы и истерики действуют на меня, как красная тряпка на быка, но, пожалуй, непонимание и мои проблемы приглушали мою ненависть к этим проявлениям слабости. И вот эти слова, к которым присоединился еще и удар, просто смели мои переживания, позволив тем самым таившимся эмоциям, так жаждущим выплеснуться наружу, обрушиться на Комильфошку.
Одной проблемой стало больше…
Одним плохим поступком стало больше…
Еще раз мой разум скрыла ярость, не давая думать мне здраво…
Одной рукой схватив мальчика за запястья и перевернув его на живот, второй за волосы, я, склонившись над Совестью, прошептал ему на ухо, сам от себя такого не ожидая.
– Ты меня достал, святоша. Кто же такой этот Игорь? Кто он для тебя, плод моего воображения? Тайный воздыхатель? Или парень, но такой-сякой Юра хорошенько отмутузил этого очкастого?