Не Квадра

Воронина Тамара

– Давно ты понял, что мы не Квадра?

– Не помню. Мне кажется, всегда знал. Но Нируту так нравилась эта затея, жаль было разочаровывать.

– Но получилось все равно неплохо.

– Мне нравится. Аль, а не пофиг, как оно называется?

– Ты помнишь его, – невпопад проговорил Аль с горечью.

– Ты тоже.

– Конечно. Я и Лару помню. Только не так. Дан… он действительно с тобой. Подожди. Дай сказать. Пока мы помним погибших, они с нами. Банально. Только… только когда-то давно это не было фигурой речи. Гай с тобой. Часть твоей души принадлежит ему. Ты никогда не замечал, что порой рассуждаешь, как он? Что некоторые мысли просто не могут быть твоими? Ты даже шутишь иногда, как Гай. Я сделал тебе больно?

– Нет, – удивился Дан, – конечно, нет. Я не отпираюсь. Мне даже уже не кажется, что я свихнулся на почве горя от утраты. Привык, знаешь.

Аль посмотрел странным взглядом, покачал

головой и, не говоря ни слова, прошел вперед и скрылся за дверью своей комнаты. Дан вошел в свою и был встречен черным вихрем. Его величество Черныш Четвертый изволили радоваться. А выражалось это в том, чтобы обожаемого хозяина завалить на пол, потоптаться сверху, облизать морду и радостно поскулить. Восьмимесячный щеночек был ростом поменьше теленка – была возможность сравнить, когда это чучело гоняло телят в одной деревне, однако ему еще расти и расти. Его величество пришел после гибели Черныша третьего, плебея из плебеев, крепкого гладкого кривоногого пса, убитого в серьезной схватке около года назад. Так уж получалось, что только первый Черныш прожил долгую собачью жизнь и скончался от старости в почете и уважении. Второй поднял тревогу, когда их лагерь окружили весьма враждебно настроенные граждане, и погиб от первой же стрелы – зато никто больше даже ранен не был. Дан помнил их всех. И все равно особенно щемило сердце, когда вдруг вспоминались умильные глаза пожилой полуболонки Тяпы…

Его величество было голубых кровей и стоило целое состояние. Дан, конечно, деньги считать отвык давно, однако и не подумал бы о том, чтобы покупать имперскую сторожевую. Не хватало еще собак покупать, вон их сколько бездомных, а порода – не порода – это для снобов. Но Черныша ему подарил принц Гент, и отказать принцу, старому приятелю, почти другу, Дан, конечно, не смог. Имперских сторожевых выводили исключительно для охраны императорского дворца и членов императорской семьи, включая принца, и уж как глаза и уши империи умудрились обзавестись лишним щенком, Дан даже не интересовался. К щенку прилагалось толстое пособие по его обучению, кормлению и прочим тонкостям собачье-императорской жизни. Дана пес обожал, считая отцом, матерью, вожаком стаи, господом богом, императором и всеми властителями сразу. Слушался, между прочим, аналогично. Как правило. Какое-то время Дан исправно тренировал и дрессировал собаку по книжке, но со временем это показалось излишним, да и Шарик обижался. Оно и понятно, сторожевой у них именно что дракон, а собака – так, просто для удовольствия. Конечно, Дан собачьего воспитания не забросил, но такие радости позволял. Подумаешь, задницу отшиб и морда обслюнявлена…

Имперские сторожевые больше всего были похожи на бельгийских овчарок, только раза в полтора больше. Правда, бельгийских овчарок Дан видел только на картинках в книжках, потому и не знал, какого они размера, полагал, что примерно как обычные овчарки, так вот имперские были куда крупнее, сильнее, быстрее и выносливее. И обучаемее. О пограничной разумности речи, увы, не шло, только Дан все равно считал собак умными, и Черныш только подтверждал это. Временами. Аккуратная морда, чудные лохматые торчком стоящие уши, густая и не чрезмерно длинная шерсть, хвост что помело и единственное не черное пятно – вываленный из пасти розовый язык. Дан потрепал уши, подергал за бока и пожал обе передние лапы, а потом завалился на кровать как был, в сапогах. Малость оскотинился за последние годы, попривык, что любая грязь убирается сама собой и никто даже не ворчит, если он в грязных сапогах по светлому ковру протопает… Он подумал и стянул сапоги. Все ж не дома, в гостях.

Гай. Если ты со мной дружище, то почему всегда молчишь, только смотришь, улыбаешься, но никогда ни слова… Единственное, что я слышу иногда, очень редко, и слышать бы не хотел, – это слабое, как эхо, гаснущее, умирающее «Дан…» Времени прошло черт-те сколько, всякий нормальный человек давно бы привык, помнил бы, вот как помнит Аль, нормально, как положено… Почему так часто рядом с Алем я вижу тебя? Да так отчетливо, будто ты там и правда есть. И почему так редко вижу тебя, когда Алира нет поблизости? Ты напоминаешь, что рядом – Аль? И так знаю. Лучший друг, ближайший, даже не друг, не брат, не второе я, просто часть меня, как ты был частью и как не смог стать ею Нирут. Или смог? Невозможно представить жизнь без них, без человека, эльфа и дракона. Потому что Шарик – тоже друг, тоже брат, тоже часть меня, но с ним все так просто и так понятно. А Нирут? Нирут сам по себе? Потому что властитель? Нет, не мнит себя важнее, умнее и вообще пупом земли, чего нет, того нет, да и не было по большому счету, просто сами понимаем, какая ответственность лежит на нем, и даже где-то гордимся, что частью этой ответственности он делится с нами… Частью. А я с ним – всем. И дело не в том, что он жадный, а

я такой вот щедрый, дело в том, что мне его груза попросту не потянуть. Потому что не властитель. Потому что, хоть и считаюсь Первым, то есть принимающим решения на основе своей душевной сердечности (или сердечной душевности?), только не смогу никогда принять решение, например, уничтожить городок с парой-тройкой деревушек, потому что где-то там кто-то там заначил древний артефакт, к которому даже великий Флайт подойти не может. Не сумею принять такое решение. Мелочен. Вроде и понимаю, что десять жертв могут спасти тысячи жизней, а тысячи – соответственно миллионы, а все равно – не смогу. Духу не хватит. Вот одного этого, конкретного, у которого Крест Рока в кармане, – смогу, даже если это благороднейшей души человек, жаждущий всю мощь артефакта обратить исключительно на благо Траитии, потому что давно понял: порой благо оборачивается катастрофой. Пожалел когда-то умеренно прекрасную даму, хотя настоятельно рекомендовали ей голову превентивно оторвать или просто гуманно мечом ткнуть. Не смог. И в итоге даму убил другой, а третий из-за этого устроил замечательную гражданскую войну во всей ее первобытной красе, и через три месяца полыхала целая провинция, и никто уж не помнил, с чего все началось, дрались уже потому, что враги убили отца, изнасиловали жену, сожгли дом…

Никто, естественно, Дана не винил, потому что советовал ему никак не Нирут, совет Нирута – это уже практически приказ, советовал другой властитель, который был не вправе вмешиваться, а Дан был вправе пропустить его слова мимо ушей. Нируту шею помылили, но тоже умеренно: катастрофы не произошло. Подумаешь, шестнадцать тысяч убиты, сорок деревень сожжены, два города разбиты осадными орудиями… Осада Трои. Тоже Прекрасную Елену не поделили. Елена-то была совсем неплохой, мягкой, нежной и до ужаса наивной, никак не могла выбрать между двумя претендентами, в итоге отказала обоим, и у одного дикая ревность взыграла (так не доставайся же ты никому), а у второго вследствие действий первого – буйная ненависть и месть…

Нирут бы ее не пожалел. А Дан и сейчас не был уверен, что смог бы убить вот так, заранее, во избежание… Властитель был психолог классный и аналитик не хуже, знал обоих кавалеров и почти дословно предсказал события. Без всякого оракула и кофейной гущи.

В общем, слабоват Меч Квадры, что не удивительно, меч – он меч и есть, ему положено рубить да колоть, а думать – это уже в свободное время… А думать никак не хочется, Гай, потому что не думается о том, что всего только полдня назад покончила с собой женщина, которую я когда-то любил. Встретил – не узнал, напомнили – не отреагировал, умерла – не пожалел. Она в петлю лезла, когда я ее дочку Нируту подкладывал, и какая разница, что дочка сама этого невыносимо хотела, чтоб потом иметь возможность подружкам похвастаться, что спала с самим властителем Даном…

Почему я не думаю о ней, а думаю черт знает о чем, но главным образом о тебе? Ты умер целую жизнь назад, умер, чтобы дать мне возможность прожить эти тридцать лет… Нет, я не жалею, что выжил, жить – это здорово, особенно вот так, когда тебе под семьдесят, если календарно, и все те же тридцать с маленьким хвостиком, если биологически. Вот даже Аль сумел за эти годы повзрослеть, хотя мается до сих пор кое-какими комплексами, только уже не так, как когда-то, когда был еще подростком… И ты ведь недалеко ушел. Ты даже довзрослеть так и не успел. Так и остался юным для вампира, и формирование организма завершилось только потому, что в течение нескольких лет ты пил мою кровь. Всю бы отдал, чтобы ты вернулся, Гай. Всё бы отдал, и жизнь, и затянувшуюся молодость, и… Только согласен ли ты на такой обмен?..

…Черныш заскулил и примостил морду на животе Дана. Жалеет. Дан положил руку на его лобастую башку, и пес притих, ловя кайф. Не стоит превращаться в истеричную девицу даже наедине с собой. Никакой логике не поддается… Гай умер давным-давно, и боль со временем утихла. Только горечь никуда не делась. И уж не денется.

* * *

Проторчать в замке Сарена пришлось еще неделю. Дан назагорался и накупался на сто лет вперед, и даже однообразные приморские красоты наскучили, а уж от многолюдных приемов как тошнило… но присутствовать требовалось.

Дан долго выбирал между звездочками и вином и выбрал в пользу звездочек, потому что были они странно вкусными, а выпивки имелось великое разнообразие. Аль с ним согласился, но по другой причине: он с розового вина пьянел вдвое быстрее, чем с красного или белого, так что осторожничал не в меру. На очередном грандиозном сборище к Дану подошел подтянутый старик, долго рассматривал его, ничего не говоря, а Дан долго позволял себя рассматривать, продолжая откушивать деликатесы с тарелочки, пока тот наконец не произнес тихо и уверенно: