(Не)люди

Сидоренко Елена

— Но я могу тебе показать, почему. Хочешь все знать? Не боишься?

Ответом был молча протянутая культя и твердый, не по-детски уверенный взгляд, который невероятно убедительно говорил: Куд сможет стать Хельге опорой. И женщина, несмело проведя кончиками пальцев по полупустому рукаву куртки, в которой пряталось худое тело с выступающими ребрами и позвоночником, сгребла двенадцатилетнего ребенка в охапку. Ему она сможет открыть эту тайну. Куд, ставший невероятно сильным душой ребенком, выдержит тяжесть ее прошлого. Разделит эту тяжесть с ней, как когда-то Тимм.

Они не стали заезжать домой: Джонатан тогда, прежде чем исчезнуть с концами, привез некоторые вещи, в том числе и зимние, и деньги. Даже права Хельги не забыл. Даже документы

на Куда, где ему приписали целых два года, — не очень надежная, но все же гарантия того, что у них есть шанс миновать проблемы с полицией хотя бы на улице. Женщина повела Куда сразу на огромный, но пустой вокзал, откуда следовало всего шесть одновагонных составов в шесть соседних регионов. Хельга купила билеты и, на радость Куда, два килограмма конфет, на которые у мальчика не было аллергии, и сэндвичи — поезд только вечером. Пока женщина дождалась, что один-единственный полицейский и пятерка одиноких пассажиров перестанут на них коситься и разглядывать Куда, они оба жутко проголодались. Куд слопал свою порцию, почти не жуя, а потом изо всех сил пытался не показывать, как у него болит желудок.

Потом их ждали два дня пути в пустом купе, несколько часов на взятой напрокат машине, и они прибыли в небольшой заснеженный городок, издалека похожий на заброшенный, на исходе третьего дня. Только вот Хельга решила отложить визит "в то самое место" до утра и на последние деньги сняла скромный номер в дешевом отеле — занять одну из опустевших квартир она не решалась, все-таки не по-людски это. Куд послушно следовал за матерью, понимая, что лишний раз подавать голос и о чем-то спрашивать не стоит. Тем более она постоянно затыкала его очередной конфетой. А сама курила, как паровоз.

Мир снаружи не сильно впечатлил Куда. Он знал, что когда-то все было не так все не так, и пока еще аккуратные высотки с заснеженными дверями подъездов, редкие узкие тропинки вместо тротуаров, закрытые магазины и лавки хоть и казались ему ужасно неуютными, но не отталкивали. Некоторые витрины уже были заколочены досками, а редкий транспорт, тихо ползущий по не убранным дорогам, больше походил на призрак былой заселенности. В отличие от Хельги, Куд сам никогда не знал мир таким, каким привыкла видеть его она. Он не видел городской суеты, очередей и кучи народа в метро. Никогда не бегал по парку в поисках хотя бы одной свободной скамейки, не наблюдал переполненные улицы и перекрестки, толкотни в торговых центрах по выходным...

— И как тебе? — спросила Хельга, когда устала наблюдать за мельтешащим перед глазами затылком сына. Тот только пожал плечами, бросив, что интересно. Он начал рассказывать свои впечатления, догадки и замеченные детали, вспоминал разные фильмы. Но Хельга больше не подавала голоса. Ее этот город пугал до икоты, и она спешила скорее сбежать от его холода. Неживого, пронизывающего до костей.

Во время купания мальчику удалось разговорить разморенную горячей водой мать. Но та отвечала невпопад, постоянно переспрашивала и повторялась. Женщина выглядела настолько потерянной и беспомощной, что ребенок не мог этого не заметить. Даже еще одна попытка разговора не помогла, и ночью Куд пробрался к матери под одеяло и обнял, как мог, — Хельгу колотило. Но она натянуто улыбнулась и заверила сына, что все в порядке.

— Лучше спи. Завтра будет трудный день.

И Куд, увидев в руках матери успокоительные таблетки, окончательно пожалел, что вообще предложил вариант с ее родителями. Но поворачивать назад было уже поздно, и мальчик решил помогать до конца во что бы то ни стало. Он тихонько коснулся культей ладони Хельги. Таблетки посыпались на пол, а женщина заплакала. 

* * *

Саара нервно мяла сумку, Ивэй разглядывала потолок, а Джонатан крутил в руках сигарету, которую ему нельзя было курить в приемной, и смотрел в окно, пытаясь угадать, как долго придется здесь торчать. Прошло уже больше получаса, а эти двое до сих пор не заговорили. На тридцать второй минуте молчания Саара, судя по всему, решила положить конец этой ссоре. Она ведь сама приехала в Юсту, чтобы повидаться с племянницей и рассказать, наконец, Ивэй свою тайну, но никак не могла собраться с мыслями — каменное выражение лица племянницы сводило на нет всю ее храбрость.

— Я, пожалуй, выйду, — вздохнул Джонатан, но, едва поднявшись с дивана, сел обратно — Ивэй с силой сжала пальцы вокруг его запястья. Совсем не больно, но красноречиво. Мужчина почувствовал острое желание провалиться сквозь пол.

Близнецы и Нина под присмотром смутно знакомой женщины, которая всегда говорила очень тихо и со странным акцентом, все это время сидели в коридоре, прилипнув ушами к двери и совсем забыв про обед, на который их вели. Юко шепотом ругался, что ничего не слышно, и бесился. Юго зажимал брастре рот рукой и спрашивал у Нины, слышит ли она что-нибудь. Девочка каждый раз терпеливо мотала головой. Женщина читала книгу, совсем не обращая внимания на детей. Эти дети были ей не интересны. Она волновалась о тех, что ушли в столовую самостоятельно.

Нина вдруг взмахнула рукой, заставляя близнецов и женщину обратить на себя внимание, и нахмурилась, прислушиваясь, но не разбирая слов. А уже через минуту из-за двери послышались крики о Раксаре, глупости Саары и бессердечности Ивэй и ругань Джонатана, умоляющего женщин остановиться. Потом звонкий шлепок и повисшая тишина. Племянница и тетушка окончательно разругались. Прошло слишком много времени, чтобы идти на перемирие.

— Детям нельзя об этом знать, слышишь? — прошипела Ивэй, хлопая дверью, которой едва не ушибла подслушивающих, и осеклась. Близнецы огромными глазами уставились на красный след на щеке, а Нина смотрела в проход, пытаясь переварить услышанное. Потом, как лунатик, пошла в комнату, откуда еще до появления Ферретов перед детьми пулей вылетела Саара. Девочка чувствовала запах духов няни. Такой приглушенно-сладкий и взрослый... Но ее грубо встряхнула Ивэй, и запахи исчезли, а Нина, ловя потерянное равновесие, вернулась в коридор.

— Надя, уведи их в комнату, пожалуйста. Ты — за мной. Еще расскажешь, какого черта скрывал от меня все это! — Ивэй утянула Джонатана за собой, не дав ему и рта раскрыть. Она была чертовски зла. Ей ужасно хотелось просто свернуться калачиком и послать всех и все к черту. 

* * *

Ей было трудно смотреть на это место даже спустя двадцать четыре года, но Хельга держалась. Только рука сильнее стискивала плечо ребенка, а перед глазами все плыло, будто в бреду. То, что она пережила, когда была едва ли старше Куда, оставило неизгладимый след и в душе, и в сознании. В тринадцать лет она потеряла все: поселок на самой окраине, в котором она жила с родителями и двумя старшими сестрами-двойняшками, был сметен огнем всего за ночь, и виной этому оказался поджог одного из домов. Хельга до сих пор помнила, как на ее глазах горели заживо родные. А она, сидя на снегу, могла только в оцепенении смотреть на огонь и слушать их крики. На пару с истекающей кровью сестрой. Только они сумели выбраться через решетку на окне — входную дверь уже объяло бушующее пламя.

И сейчас, стоя на давным-давно остывшем пепелище, которое почему-то до сих пор не снесли, Хельга опять услышала их голоса, зовущие на помощь, и закрыла уши руками.

— Знаешь, Куд, а ведь я даже с твоим отцом не смогла сюда приехать... Только рассказала ему. Это было двадцать четыре года назад, — говорить ей было трудно, но необходимо, чтобы голоса не затмили разум, и Хельга боялась замолчать. — Тоже зимой, но в декабре. Здесь жили твои бабушка с дедушкой. И две тети... Когда-то, — она поморщилась и пошатнулась. Куд смотрел на мать, не решаясь до нее дотронуться — она строго-настрого запретила к себе прикасаться: боялась, что снова ударит сына. — У нас всегда не все было в порядке, знаешь ли. Двое из семьи страдали шизофренией.