Не могу больше
Шрифт:
— Хорошо, — растеряно согласился Джон. — Я посижу. Недолго. — Он провел пальцами по аккуратной эластичной повязке. — Не слишком туго?
— Нормально. Спасибо.
— Накройся.
Шерлок прикрыл ноги пледом и блаженно улыбнулся.
«Он выглядит счастливым. Здесь, в забытом богом поселке, он выглядит совершенно счастливым. Почему?»
Кресло дружелюбно приняло Джона в свои объятия, и он с удовольствием вытянул ноги. Не хватало только пылающего камина и кружки с горячим чаем. Приятная шероховатость жаккарда обволакивала теплом. Веки отяжелели, и Джон, не в
— Ты не можешь его забыть? — Неожиданный вопрос выдернул его из безоблачного забытья, и Джон замер, вцепившись в подлокотники кресла — о Мориарти ему говорить не хотелось, особенно сейчас, когда так хорошо и тепло.
Но он ответил, поморщившись от того, как неприятно сипло прозвучал собственный голос: — Когда ты… Когда тебя не стало, я многое вычеркнул из своей памяти, в том числе и его. Так мне было легче… смириться. А теперь я думаю о нем больше, чем надо.
— Джон, прости меня. — Шерлок приподнялся на локте. — Я тогда… заигрался.
— Это он заигрался, — возразил Джон.
— Ты всегда был снисходителен к моим недостаткам и умел находить оправдания. А я никогда не любил признавать ошибки. Но в этот раз… Джон, мы виновны в равной мере — и он, и я. Наслаждались игрой, не заботясь о цене. Там, на крыше… Черт! Мы, точно два петуха, наскакивали друг на друга, кичились своей гениальностью и непревзойденностью, не думая о тех, кто нас ждет и… Я часто потом задавал себе вопрос: был ли кто-то на этой Земле, кому он был нужен и дорог? Любил ли его кто-нибудь? Причинила ли его смерть кому-нибудь такую же страшную боль, как… Как моя… Тебе.
Сердце Джона сжалось в маленький, саднящий комок, и он вдруг подумал, что оно уже никогда не перестанет кровоточить.
— Он был сумасшедшим.
— Не более чем я, Джон.
— Перестань. У тебя не было выхода.
— Возможно. Но сейчас я бы всё сделал иначе.
Шерлок оборвал разговор резко, на полуслове, как будто выдохся, как будто это короткое раскаяние окончательно лишило его сил.
Оба надолго замолчали, но, как ни странно, молчание не показалось Джону тягостным или неловким. Так они молчали когда-то, тысячу лет назад, не чувствуя потребности в разговоре, потому что всё понятно без слов.
Он снова закрыл глаза и невольно погрузился в воспоминания. Перед ним закружились лица и кадры из прошлой жизни — сначала четкие и яркие, потом размытые и потерявшие очертания. Почему-то, вопреки всем законам логики, эти тягостные воспоминания постепенно смягчили боль и ослабили тиски, сжимающие его сердце. И на этот раз Джону не было страшно.
Может быть, потому что Шерлок находился от него так близко…
…Проснулся он всё в том же кресле. За окном простиралась непроглядная тьма, и до рассвета было ещё далеко. Спал он часа три, не более: мышцы ещё не затекли и не успели наполниться болью из-за мало располагающей к полноценному отдыху, неудобной позы, в которой он провел эти несколько часов, охраняя Шерлока.
Настольная лампа слабо освещала наполненную сонным покоем комнату.
«Когда он успел потушить свет? Почему не разбудил меня?»
Шерлок
Но все-таки Джон поднялся, сладко хрустнув потерявшими подвижность суставами, и вышел, неслышно прикрыв за собою дверь.
Он долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, поджимая к животу колени, сминая и стискивая подушку.
В голове всё смешалось, и призрачные тени черными птицами кружились перед крепко зажмуренными глазами.
Его не покидали мысли о Шерлоке и о том, что в этом маленьком захолустном поселке на берегу Ла-Манша он провел самую лучшую в своей жизни ночь…
*
Разбудил его негромкий настойчивый стук, и Джон подскочил с колотящимся сердцем, потерянно оглядываясь по сторонам — заснул он только под утро, тяжело провалившись в кромешную тьму без сновидений и образов, и сейчас с трудом восстанавливал способность ориентироваться, на мгновение забыв, где он находится, и что его сюда привело.
— Джон.
Бодрый голос, знакомый до мельчайших оттенков звучания и интонаций, расставил всё по своим местам.
Шерлок.
— Джон!
Дверь приоткрылась, и настороженный взгляд окинул Джона с головы до ног.
— Я тебя разбудил?
— Всё в порядке. Сколько времени? И как твоя нога?
— Девять. Нога болит, но терпимо.
Шерлок зашел в комнату и остановился напротив кровати — свежий, тщательно выбритый и готовый отправиться в путь.
«Если он сейчас сядет рядом, я его обниму…» — пронеслось ураганом в затуманенной голове, и Джона бросило в жар от неожиданности и абсурдности этой мысли.
— Шерлок, мне надо привести себя в порядок, — пробормотал он, натягивая одеяло повыше.
— Да-да, конечно. Постарайся недолго — нам ещё Стенли Гроу навещать. И кофе выпить не помешает. Кстати, я уже успел собраться.
Дверь тихо закрылась, и Джон судорожно перевел дыхание.
Сердцебиение зашкаливало, сотрясая грудную клетку.
Что с ним происходит?! Почему так пылают щеки, и сохнет рот?!
Джон быстро поднялся с постели, стараясь отвлечься на ежедневные простые действия: утренний туалет, сборы в дорогу. Лишь бы не думать, лишь бы вычеркнуть из памяти то, чему лучше не пытаться найти объяснение.
*
Констебль уже поджидал их за столиком, где заботливая Мэгги кормила его огромной яичницей с помидорами и ломтиками ветчины.
— Доброе утро! — улыбнулся он. — Как спалось лондонцам в нашей тиши?
— Замечательно. — Шерлок уселся напротив и вопросительно посмотрел на Джона. — Позавтракаем?
— Кофе и пару сэндвичей. Я не голоден.
— А я голоден. — Шерлок приподнял бровь. — И это очень меня удивляет. Ваш потрясающий воздух, констебль, творит настоящие чудеса.
Смолл довольно фыркнул — тоже мне, открытие! Это не воздух, это чистый мед.