Не мой, не твоя
Шрифт:
— Если этот твой лысый черт причастен к изнасилованию Марины, я его убью. Я это все равно выясню, ты меня знаешь. И если ты его сейчас покрываешь… — Я выпрямился, взглянул на него сверху вниз. — Я даже на твои похороны не приду.
Отец так ничего и не ответил.
Я ехал домой, а у самого в груди всё клокотало, а голову буквально разрывало от мыслей: Юра или нет? Всё-таки слишком много совпадений. Он был связан с этой конторой, всё про нее знает, ролик отцу тогда вон сразу же подогнал, прямо как знал… И лысый ещё. Вдруг как раз про него бабка утром и говорила.
Пусть даже я умом и мог понять отца — этот Юра за него и в огонь, и в воду, как преданный пес. И спасал, и выручал, и на всё ради него готов. Стремно отцу, наверное, его сдавать. Только вот ради Марины я тоже готов на всё…
Утреннюю планерку я провел кое-как. Страшная история Марины, пусть и почти десятилетней давности, вытеснила все прочие мысли. С утра было желание вообще забить на эту планерку, но нельзя. Нельзя давать здешнему народу расслабляться, они и так тут все не особо усердны.
Призвал начальников отделов отчитаться за минувшую неделю, но сам их едва слушал, вычерчивая в уме схемы, как ещё можно вычислить действующих лиц той гребаной конторы. Попросил, конечно, Лорса пробить всё, что возможно, но хоть он и гений, однако с заданиями типа «найди то, не знаю что» тупил беспросветно. Так что придётся рыть самому.
Для начала покажу фотку отцовского эсбэшника той бабке, думал я, глядя на главбухшу. И не сразу сообразил, что она уже несколько минут, как замолкла. Да и вообще все молчат и смотрят на меня в напряженном ожидании.
— Свободны, — закончил я это представление, наблюдая, как все они, выдохнув с облегчением, суетливо устремились на выход.
И только кадровик, помявшись у порога, развернулся и подошел ко мне.
— Тимур Сергеевич, можно вопрос?
— Ну? — неохотно оторвался я от своих раздумий.
— Нам бы в кадры ещё одного человечка принять, раз уж место освободилось. Люда не справляется…
— Люде надо шевелиться живее… а что значит — место освободилось? — не понял я.
— Так ведь… то есть Филатова после отпуска ещё вернётся? — искренне удивился кадровик.
— А откуда такая мысль, что она может не вернуться? — озадачился я.
— Не-ет… я так просто… без всяких мыслей… Очень хорошо, что вернётся! — запинаясь, промямлил он. — Я пойду?
— Нет.
Я слегка откинулся назад, скрестил на груди руки, не сводя с него взгляда. Кадровик, судя по его растерянной физиономии не совсем догонял, в чем проблема, но, видать, интуитивно чувствовал, что ходит по тонкому льду.
— Сядь, — указал я на кресло перед моим столом. — И выкладывай.
Кадровик с обреченным видом опустился в кресло.
— Я ничего такого не знаю.
Я молчал, глядя, как он ерзает.
— Я ничего не знаю, — испуганно повторил он.
— Рассказывай давай, чего ты там не знаешь? — велел я.
— Я только краем уха слышал… но ничего толком не знаю… ну, болтают там всякое… но не думайте, что я собираю сплетни. Поэтому прямо у вас и спросил… В общем, поговаривают, что Филатова снималась ну… в фильмах для взрослых.
Рот тотчас наполнился горечью.
— Говорят ещё, что из-за неё и у вас, и у всех нас могут быть проблемы и поэтому её…
— У тебя — точно будут, если продолжишь подобную ересь болтать, — оборвал я его.
— Я-то нет… я никому… вы спросили, я ответил, а так ничего и никому… — подскочил он с кресла.
Кадровика я поскорее выпроводил, пока в запале не дал волю рукам, а очень хотелось, аж пригорало. Вообще бы всех тут перетряхнул и за языки подвесил.
Хотя можно начать и с той, сообразил я, кто распустил эти слухи…
«Идиотка чертова!» — выругнулся я вслух, хлопнув кулаком по столешнице.
С Ульяной разговор вышел коротким и резким. Я даже объяснять ничего не стал. Просто подтянул девчонку из отдела продаж, привел в приемную и велел секретарше до конца дня передать ей все дела. Ну а потом уматывать на все четыре стороны.
Кадровик, правда, попытался вякнуть про нарушение, но сразу же заткнулся. Что-то мне подсказывало, что эта дура-секретарша и не станет качать права. Меня больше беспокоило другое — как остальным заткнуть рты. Ладно сейчас Марина в отпуске, но через месяц она вернется. И каково ей будет терпеть эти сплетни?
После работы я, как и собирался, снова съездил по адресу того наркомана Антона. Показал фотку Юры его соседке. Та долго щурилась, рассматривая снимок, то надевала очки, то снимала, то подносила поближе, то отодвигала подальше, потом покачала головой:
— Не помню. А врать не хочу. Давно ведь это было.
Я вернулся домой ни с чем. Пока ни с чем. Впервые пожалел, что так долго не появлялся в городе, потому никого не знал. Отец же своими источниками и связями явно делиться не собирался. Да и хрен с ним, и без него всех найду. Информация — тот же товар, который можно как продать, так и купить. Марина хоть и не помнила, куда их отвезли, но уж где находилась «фотостудия», знать должна. Вот туда я завтра и наведаюсь, решил.
Всё-таки жаль, что этот нарк меня не дождался…
Я бродил по дому как неприкаянный. Несколько раз порывался позвонить Марине, но останавливал себя. Ну что я ей скажу? Опять «как дела»? От этих дежурных фраз уже зубы сводит. Вежливо и пристойно говорить ни о чем, когда в груди печет, когда внутренности скручиваются — да ну нафиг, сил уже нет. Но дальше этой границы Марина меня не подпускает. Ничего такого не говорит, я просто это ощущаю. Она, конечно, уже так не шарахается от меня, не смотрит как на врага, но все равно держит дистанцию. Что бы я ни говорил, между нами чувствуется отчуждение. Она вежлива, доброжелательна, постоянно твердит «спасибо, спасибо», но мне хочется совсем другого. А после той моей дебильной выходки она, похоже, в этом плане поставила жирную точку, ну или крест.