(Не) мой профессор
Шрифт:
– Мам! Ну какой Пётр Владимирович?!
– я неловко попыталась скрыть раздражение.
– Ему шестьдесят восемь скоро! И он опять затопил мне кухню, потому что у него засорилась раковина, и он не заметил, что вода льётся на пол...
– Людмила, избавь меня от подробностей вашей коммунальной жизни, - голос матери зазвучал строже.
– Зря ты, конечно... Ты даже не представляешь, что с мужчиной способна сотворить молодая женщина...
– Я не молодая, мам!
– Для него молодая!
– в её тоне послышался металл.
– Ты никогда мать не слушаешь!
– она тоже терпеливо выдохнула, сменила интонацию.
– Ну да ладно, дело твоё. Валерия как?
–
– Сейчас завтракать будем...
– Яйца на завтрак приготовь - они полезны. Желательно салат с зеленью и отрубями сделай. И овсянку свари - хоть силы будут. И кофе меньше пей, слышишь меня?
– Конечно слышу, мам...
– я щедрой рукой насыпала две ложки растворимого кофе в чашку и залила кипятком. Достала из хлебницы батон и полезла в холодильник за копчёной колбасой.
– Долго это всё готовить...
– А ты куда спешишь-то? Жить надо здесь и сейчас, а не откладывать на потом...
– Ой, мам... Всё, мне некогда, Лера вон идёт...
– Привет ей от бабули передай!
– Обязательно! Пока!
– я нажала отбой.
Глубоко вздохнула, тихо ненавидя себя за то, что сейчас на столе не овсянка с салатом и зеленью, а бутерброды из зачерствевшего батона и заветренного хвостика краковской. Мама всегда была такой - строгая, уверенная в себе, хозяйственная. Она прекрасно умела рассчитывать деньги, и даже когда у нас случались трудные времена, мама умудрялась без проблем протянуть от аванса до зарплаты, при этом отложить некоторую сумму мне на новое платьице, приобрести в киоске какую-нибудь книгу и не забыть купить себе помаду или лак для ногтей. Она и меня пыталась воспитать такой же, но... Что-то явно пошло не так. Впрочем, общего у нас тоже достаточно - меня также бросил жених сразу после того, как я забеременела. А сейчас вот Лерке восемнадцать, и мы обе держим за спиной скрещенные пальцы...
***
Древний Опель, пропитавшийся дождливой сыростью и промёрзший за ночь, завёлся лишь с пятого раза. Дочь брезгливо морщилась, дожидаясь, пока я смогу наконец разогреть двигатель - для неё наш автомобиль был и остаётся семейным позором. А я в свою очередь просто рада тому, что у нас есть хоть какое-то средство передвижения. Пусть оно и досталось мне от матери - двадцать лет назад мама просто не смогла продать эту рухлядь, и машина медленно превращалась в труху, застряв под окнами её квартиры. И когда я предложила забрать ненужный ей автомобиль, ибо сама родительница на тот момент уже вовсю разъезжала на новеньком Пежо, мать с радостью избавилась от своей купленной когда-то с рук за бесценок машины, даже на свои деньги частично вдохнула жизнь в проржавевший мотор... Конечно, теперь мне приходится регулярно самой тратиться на то и дело ломающиеся запчасти, но это всяко лучше, чем ездить общественным транспортом. Жаль, Лера этого не понимает...
– Мам, ну выжми педаль уже...
Стиснула зубы, пропуская на повороте поток нескончаемых машин. Бросила недовольный взгляд в сторону дочери - пусть сама на права сначала сдаст, а потом умничает...
– Лер, а краситься так обязательно?
– я всё-таки не сдержалась, отводя глаза, чтобы не видеть на когда-то по-детски милом личике эти толстые чёрные стрелки и обведённые карандашом брови, дополненные кроваво-красной помадой, смотревшейся действительно жутко на по-девичьи пухлых губах.
– Слишком вызывающе, тебе не кажется?
– Лучше так, чем как ты, то есть вообще никак, - дочь демонстративно отвернулась к забрызганному грязью окну, предпочитая смотреть на потоки дождевых капель.
– Мне нравится, и точка.
Тяжело вздохнула, едва не упустив момент, когда можно наконец повернуть руль и вклиниться в движущийся поток машин. Надавила на газ...
А мне вот нравилось, когда у дочери были длинные светлые волосы. Когда я заплетала ей косички перед школой, гладила белые блузочки и отпаривала юбки. А теперь мне просто не понять эту молодёжную моду - клоками выстриженные патлы, покрашенные в чёрный цвет, какой-то балахон вместо платья, мужицкие ботинки вместо туфелек... Но я не лезу, да.
Протянула руку, нажала на кнопку магнитолы. По салону поплыла какая-то песня...
Плевать, что там поют. Диалог у нас с Лерой, как всегда, не клеится, но ехать в тишине совсем тоскливо...
***
Пропуск опять не сработал. Дочь давно убежала, а я торопливо заполняла бумаги и писала объяснительную, косясь сквозь стекло на пустеющий турникет и последних опаздывающих студентов. А ведь ещё только начало дня, Господи...
По спине градом катился пот, пока я неслась по коридору мимо аудитории, торопясь на кафедру. Второе опоздание с начала учебного года. Почему-то мне разнос всегда устраивают по полной программе, тогда как вон нашей Мариночке только грозят пальчиком и закрывают глаза на частые задержки - у неё же ребёнок маленький, хорошо, что она вообще решила выйти из декрета... А мне зав. кафедрой Николай Валерьянович точно на этот раз прилюдную порку устроит, да.
Я уже слышала в голове его верещащий противный голос, отсчитывающий меня вроде как в шутку, но на самом деле скорее из желания докопаться до кого-нибудь из преподавателей прямо с утра: "Людмила Витальевна, ну что же Вы... В который раз... Ни мужа, который мог бы Вас задержать, ни собачки, которую надо выгуливать, ни больной родственницы, тьфу-тьфу-тьфу, ради которой надо за лекарством в аптеку забежать... А Вы опаздываете! Нехорошо, знаете ли..."
Толкнула дверь, искренне надеясь, что все уже разошлись по аудиториям, и я застану здесь максимум несколько человек...
– Доброе ут...
Прикусила язык, тихо прикрывая за собой дверь и пытаясь отдышаться. На цыпочках прокралась к своему месту, с любопытством глядя в спину незнакомого мужчины, стоявшего лицом к остальным. Николай Валерьянович, что-то говоривший до моего появления, лишь проводил мою сгорбившуюся фигуру коротким недобрым взглядом, но ничего не сказал. Продолжил вполне дружелюбным тоном свою прерванную речь:
– ... В лице Эдуарда Альбертовича наши студенты получат замечательного преподавателя философии, который сможет научить их...
Подняла голову, дабы разглядеть повнимательнее, кого там с таким торжественным пафосом восхваляет Коленька. Замерла на миг, как-то сразу и бесповоротно встречаясь с открытым и чуть ироничным взглядом незнакомца, направленным в мою сторону...
Сердце отчаянно дрогнуло от столь пристального мужского внимания. Под языком мгновенно скопилась сладковатая слюна, мышцы внизу живота напряглись, в груди запорхали бабочки...
Какой мужик, однако... Боже...
Зрительный контакт прервался, холодный серый взгляд обратился на зав. кафедрой. На миг испытала острое сожаление... Выдохнула, словно вынырнула из глубины на поверхность. Обвела глазами мужской силуэт - расслабленная поза, руки в карманах идеально сидящих брюк графитового цвета, распахнутый пиджак, белоснежная рубашка, чеканный профиль как с портретов древнеримских богов, короткая ухоженная щетина, изящная небрежная причёска...