(Не) мой ребенок
Шрифт:
— Ладно… — шипит она. — Но если я узнаю, что ты с ней спишь, я…
— Ты обалдела? — резко ее перебиваю. — Я с ней не сплю. Ты знаешь, как я отношусь к изменам, я не того склада характера человек…
Она кивает, тяжело вздыхает, машет рукой и выходит вон.
Вскользь замечаю ее свежий маникюр со стразами. Сразу вспоминаю, как она утром рассказывала Мирославе о том, что близко к ребенку не подойдет, если у того будет грязный подгузник. А когти-то у нее будто орлиные — настолько длинные и острые. Да, пожалуй, с такими когтями я бы и сам ее к ребенку
— Вот еще что, иди-ка сюда, Анжелочка, — говорю ей с деланой улыбкой.
Она резко поворачивается ко мне, с интересом смотрит.
— Что такое?
Открываю прикроватную тумбу, достаю набор для маникюра, которым обычно пользуюсь. Вытаскиваю кусачки для ногтей.
— На вот, воспользуйся, — протягиваю ей.
— Что это? — она не спешит брать, недоуменно смотрит то на меня, то на кусачки.
— Садись и при мне обстригай свои когти, — объясняю ей очевидное.
— Глеб, ты сбрендил?! — ляпает она. — Я не буду ничего стричь!
— Еще как будешь… — цежу сквозь зубы.
— Нет! — орет она, махая руками.
— Если ты хочешь оставаться моей женой, ты обрежешь свои когти. Научись ходить с человеческим маникюром. А когда у нас появится ребенок, я лично устрою тебе экзамен по смене подгузников!
Глава 25. Предложение
Мира
Глажу нежнейшую вязаную ткань моей новой голубой кофты, которая лежит на полочке, и буквально мурлычу от удовольствия. До чего приятная вещичка! До чего красивая! А какая дорогая… у меня сроду такой не было.
Натягиваю на себя новые синие джинсы с мягким поясом, безумно удобные, как раз для начавшего расти животика. Потом надеваю футболку в тон и так полюбившуюся мне голубую кофту. Заплетаю волосы в косу набок. Кручусь у зеркала и так и эдак, очень себе в новых вещах нравлюсь. Даже не помню, когда в последний раз я так себе нравилась. Может быть, даже никогда.
Глеб Викторович вчера поработал настоящим Дедом Морозом, купил мне целый чемодан одежды для беременных. Я говорила, что мне столько не надо, но он настоял на своем. Теперь у меня и платья имеются, и брюки, и даже новая восхитительная дубленка — такая теплая, что ни в какие морозы в ней не замерзнешь. А еще модные кожаные сапожки, сумочка и рюкзак.
Однако вел он себя в магазине очень странно. Когда я показывалась ему в разных нарядах, лишь кивал, нравится или нет, а потом суровел, будто я делала что-то плохое. Ни разу не похвалил, а под конец вообще исчез, передав через продавщицу, что ему нужно было уехать по срочным делам. Расплатился заранее, а еще вызвал мне такси. Больше я его вчера так и не увидела.
Хочу хоть за завтраком лично поблагодарить его за подарки, поэтому и оделась во все новое.
Странный он человек, Глеб Викторович. Вроде щедрый, внимательный к нуждам, но порой кажется, что, кроме работы, он вряд ли интересуется чем-то еще. Он как будто робот. Ведь только роботу под силу столько вкалывать. И выражение лица у него зачастую такое же бесстрастное, как у человека-машины.
Опять-таки, дома он почти не появляется, с женой не общается. Меня замечает только тогда, когда, по его мнению, у меня появляются какие-то нужды. Впрочем, он и не должен меня замечать, проявлять внимание. Кто я ему? А вот то, как он ведет себя со своей супругой, настораживает. Не хотела бы я оказаться на ее месте. Быть замужем за роботом — то еще удовольствие. Может быть, она и злая-то такая, потому что он ее совсем не любит.
Но больше всего меня беспокоит, как же он найдет в своем плотном графике время для ребенка? Да и захочет ли? И каково будет малышу с отцом-роботом?
С замиранием сердца спускаюсь к завтраку.
В очередной раз умудряюсь прийти самой первой.
Жду недолго, очень скоро в столовой появляется Анжела.
Вздрагиваю при ее появлении. Стараюсь улыбнуться, показаться приветливой. Не хочу никаких распрей и очень надеюсь, что она не продолжит вчерашнюю тему о том, насколько она лучше меня. Она же вроде бы вчера сказала, что ничего плохого не имела в виду, так? Мне нет резонов с ней ссориться, больше того, ради ребенка нам лучше найти общий язык.
При ее появлении стараюсь излучать сплошное дружелюбие.
— Привет, — говорит Анжела с милой улыбкой.
Фух! Не могу сдержать вздоха облегчения. Кажется, сегодня она настроена благожелательно.
Киваю ей и осторожно интересуюсь:
— Глеб Викторович не придет на завтрак?
— А что, ты его ждешь? — спрашивает Анжела все с той же милой улыбочкой.
Тут-то я наконец понимаю, какая она ненатуральная, улыбка эта. И вообще весь ее сегодняшний вид какой-то странный.
На кукольном лице хозяйки дома сегодня гораздо больше косметики, чем обычно. Оно вообще выглядит как маска, а веки отчего-то кажутся припухшими. Она плакала? Почему? Очень хочу спросить, но понимаю, это будет совсем неуместно. Вскользь подмечаю, что от ее шикарных длинных ногтей не осталось и следа — подстрижены почти под ноль и не очень аккуратно подпилены, а блестящий лак стерт.
— Глеб уехал в офис, — подтверждает мои догадки Анжела. — А у меня к тебе есть серьезный разговор…
Что-то в ее тоне подсказывает, что ничего хорошего мне ждать не стоит.
— Доедай, и пойдем ко мне, — говорит она, кивая на порцию омлета, сиротливо лежащую на моей тарелке.
Не чувствую вкуса, просто пихаю в себя нежнейший омлет. Делаю пару глотков чая.
Анжела к еде даже не прикасается, пьет кофе, периодически на меня посматривая.
— О чем ты хотела поговорить? — спрашиваю, отодвигая от себя тарелку.
— Не здесь, — качает головой она и смотрит в сторону кухни, откуда появляется повариха, чтобы убрать со стола. — Пойдем.
С этими словами она приводит меня в место, роскошнее которого я в этом доме еще не видела. Комната в нежных зелено-серебристых тонах, кажется, сделана для ангела. Все здесь такое витиеватое и воздушное. А кровать украшена изысканным балдахином.