Не отдавай меня
Шрифт:
– Что она тебе наобещала?
Давлюсь воздухом и закусываю обе губы. Я ужасно боюсь подставить ее.
– А она сама тебе рассказывала?
– Я знаю реальную версию, хочу услышать твою.
Скосив взгляд, цепляюсь им за татуировку на его плече. Говорить о подобном, глядя в его глаза, я физически не смогу.
– Карлин подошла познакомиться, когда я убирала комнату отдыха. Откуда-то она знала, что... что ты со мной... в общем...
– Дальше.
– Я попросила помощи...
– Или
– перебивает Лютый и, протянув руку, берет прядь моих волос.
Я чувствую это прикосновение так, как если бы он трогал мою кожу в самых чувствительных местах. Вздрагиваю, когда тело пронзает насквозь.
– Я.. не помню...
– Она предложила тебе сбежать из сострадания и жалости, верно?
– Я допускаю, что и из-за ревности тоже.
– План был следующим - ее младший брат, имеющий доступ в блок охраны, вырубает все камеры на базе, а Карла, пользуясь моментом и безграничным доверием, вывозит тебя на своей машине.
– Да... так и есть.
– подтверждаю, не понимая, что именно задевает меня в его словах.
– Что потом?
– Потом?.. Потом она довозит меня до пристани, где уже ждал мужчина на лодке, который должен был переправить меня в какое-то село.
– Зачем?
– Карлин сказала, что там меня должны встретить и...
– Я про другое...
– подавшись ко мне, подносит прядь к носу и глубоко вдыхает.
– Зачем она впутала сюда лодочника?.. Ты не думала об этом? Почему сама не увезла тебя в то село?
Сердце, словно почуяв угрозу своей безопасности, начинает метаться в грудной клетке, толкая кровь по венам огромными дозами. В ушах начинает шуметь.
Однако когда смысл сказанного Яном доходит до сознания, оно подскакивает к горлу и перекрывает дыхание.
– Чтобы замести следы?
– Мимо, Лена. Чем больше людей вовлечены в преступную схему, тем выше риск.
– Возможно, до той деревни нет сухопутных путей...
– Нет в области таких населенных пунктов, до которых нельзя было бы добраться на машине.
Ослабшие легкие не справляются. Я чувствую нехватку кислорода и начинаю суетливо перебирать руками под одеялом.
– Что тогда?
Обхватив мой подбородок пальцами, Лютый вынуждает смотреть в глаза.
– Тебя никто не ждал... Лена. Не было никакого села. Документов и денег тоже не было.
Эти слова никак не откликаются во мне, потому что сознание отвергает их. Я отказываюсь верить в этот бред. Абсурд.
Натужный вдох насыщает кровь живительным кислородом, но и заражает ее ядовитыми спорами, ростками сомнения.
– Ты врешь... Зачем?
– Хочешь знать, как он должен был убрать тебя?
– Карлин сказала...
– Забудь, что она сказала. Ты больше ее не увидишь.
– Она же не могла...
– мямлю тихо, промерзая насквозь за мгновение.
Мозг одну за другой начинает выдавать страшные картинки. Я мотаю головой, безуспешно пытаясь стереть их, прячусь от Яна за собственными ладонями и вдруг чувствую тяжесть и жар его тела. Подмяв меня под себя, он касается губами моего уха.
– Я могу гарантировать тебе безопасность, только если буду рядом с тобой.
Молчу, отчаянно борясь со подступающими слезами, воздух в себя рывками втягиваю. Трясусь как листок на ветру.
– Пока ты моя, тебе ничего не угрожает. Дыши.
Глава 37
Утром, даже не открывая глаз, понимаю, что Яна уже нет. Не чувствую его энергетики. Воздух прохладный и разряженный.
Забравшись в головой под одеяло, сворачиваюсь в клубок. Новая действительность пугает до ужаса.
Но через несколько минут в дверь стучат, и в комнату входит улыбчивый Иван Борисович, и начинаются утренние процедуры.
– Кашель есть?
– спрашивает, прослушивая мою грудь.
– Почти нет.
– Хорошо. Боль при глубоком вдохе?
Мне трудно дышать только когда Лютый рядом, но это было и до побега.
– Нет.
– Отлично.
– Тут тоже заживает, да?
– осматривает ушибленный бок.
– Да, болит меньше.
– Идешь на поправку.
– Иван Борисович, а я могу выходить на улицу?
– Конечно.
– удивляется вопросу.
– С моей стороны противопоказаний нет, конечно, если там не проливной дождь.
– Тепло.
– указываю рукой на окно.
– Значит, следует спросить у... Яна Викторовича.
– Хорошо.
После укола и капельницы, я принимаю душ, сушу волосы и, одевшись, выхожу из комнаты.
Рискую, конечно, потому что разрешения не спрашивала, да и Дарья ничего на этот счет не говорила, но оставаться одной наедине со своими мыслями страшнее, чем вызвать гнев Лютого.
Выхожу из комнаты, осматриваюсь.
Пол коридора третьего этажа застелен ковровым покрытием, стены отделаны крашеной вагонкой, с потолка свисают светильники в виде стеклянных кубов. Прежде я никогда не была здесь.
Шагаю бесшумно и вдруг сталкиваюсь с выходящим из другой комнаты Адамом. На нем только трико, на плече полотенце.
– Ты куда?
– спрашивает грубовато.
– Вниз. На кухню.
– Тебе разрешили?
Я ему не нравлюсь. Его кажется, бесит сам факт моего существования.
– А я что, в тюрьме, чтобы спрашивать, можно ли мне выйти из комнаты?
Испугавшись собственной дерзости, ускоряю шаг и обгоняю его. Брат Яна ничего больше не говорит, слышу только, как спускается за мной по ступеням и на первом этаже сворачивает в сторону лестницы в цокольный этаж.