Не отпустить тебя
Шрифт:
Может поэтому она не удивилась, когда ее привели в зал, оформленный в лучших традициях жертвоприношения. Темно-бордовые бархатные гобелены, круглые колонны, темные плиты пола, а посередине мраморный алтарь. Широкая светло серая тумба красноречиво свидетельствовала о своем предназначении.
Для полного соответствия образу оставалось только украсить жертву шелком и драгоценностями. Но как раз с этим заморачиваться не стали. Как есть в засаленных одеждах и далеко не первой свежести ее прикрутили к холодной столешнице.
Сердце кувыркались в груди, как сумасшедший акробат над пропастью. Зал перед глазами плыл и качался,
Тогда она точно знала, что уж жизнь то ей оставят. Лишат ли памяти или потребуют служить в Убежище до кончины — не важно, главное — позволят жить. А сейчас она была в этом до отвратительного не уверена.
И все же… как бы ни был не бился в припадке инстинкт самосохранения, но захлестнувшая разум паника не смогла выбить мыслей о Алексе. Вопреки всему они множились пропорционально учащающейся дрожи. Первая встреча. Совсем маленький Алекс наперевес с мячиком. В почти белых всклоченных волосах запутался жухлый листик, чумазая мордашка, а у нее тепло-тепло в груди и странно. Первая встреча в гильдии. Март тянет ей обратно рекомендательное письмо от Конклава, а он зашел по вопросу организации вступительных проб. Нет, ее не обожгло старой обидой и не захотелось вдруг швырнуть в него стоящей на столе чернильнице. Она даже почти не удивилась. В том числе и когда Алекс назвал Марта отцом. Просто опять вернулось то давно забытое, и как ей казалось изжитое чувство. Странное трепыхание в груди. Но теперь болезненное и холодное.
Их разговоры и их ссоры. Прикосновения и взгляды. Разделяющие и сближающие моменты… Только эти воспоминания удержали измученное сознание от срыва в бездну паники, когда тьма и тени выползли из-за гобеленов и дымными нитями потянулись к ней. Закружились, затрепетали перед алтарем и под мерные строки заклинания вдруг уплотнились, складываясь в, до ужаса, знакомую фигуру.
Абсолютно черные, без белков, глаза. Треснувший в безумной ухмылке рот. Как бешенное животное Шиар громко потянул носом и оскалился, полностью обнажая острый ряд зубов. Тьма в его глазах вздыбилась, заструилась по коже изломанной сеткой вен. Потянулась к ней черными нитями, через глазные яблоки вгрызаясь прямо в мозг и… Кажется она закричала. Взахлеб, до кровоточащих голосовых связок и ободранного горла и множество голосов закричало вместе с ней. Реальность закрутилась каруселью, сворачиваясь в дрожащую, черную воронку, опрокинулась с ног на голову и Лера рухнула с огромной высоты прямиком в узкий колодец без дна. Только слезы из глаз и шум в ушах, среди которого последней насмешкой судьбы ей на секунду почудился самый любимый и родной в мире голос, иступлено кричащий ее имя. А потом наступило Ничто.
Глава 37
Хлеб. Это определенно был он. Мягкий, как перинка, и пахнущий пряными травами. Слюна затопила рот до отказа. Лера едва слышно застонала и попыталась приподнять голову хотя бы для того, чтобы не захлебнуться. А где голова, там и остальное. Потихоньку полегоньку ей удалось принять вертикальное положение. А заодно убедиться, что она, по крайней мере, существует. Или же мертвецы тоже подвержены головной боли и боли вообще.
Но разлепив на мгновенье глаза, Лера быстренько захлопнула их обратно. Все. Приехали. Пора примерять рубашку с длинными рукавами. Потому что или она свихнулась или… свихнулась. Ей не приходилось видеть, на что похоже жизнь после смерти, но Лера готова поклясться, что точно не на… это!
Но не щипки за руку не вытертые до рези глаза, не изменили окружающий пейзаж. Бескрайние поля хлеба… Солнечные лужайки огромных пластов сыра, и нежно розовые валуны ветчины. Гирлянды сосисок на скрученных из колбасы деревьях, а под ними гигантские раковины, забитые россыпью съедобных морских даров. Пяточки огромных, как мельничные жернова пирогов и тортов… Еда была повсюду!
Лера потеряла ноющие виски. На всякий случай еще раз пощипала руку и, решившись, подковырнула крохотный кусок хлебной перины и бросила на язык.
— …!
Крепкое словцо растворилось в наполненном аппетитными запахами воздухе. Точно хлеб! Треклятый демонов хлеб, вкусный до желудочных колик! Пальцы жадно ухватили полную горсть лакомства, но Лера вовремя одумалась. Не сейчас! Отрадно, что смерть от голода ей не грозит, но проблем от этого меньше не становилось.
Кое-как поднявшись на ноги, она похромала вперед. Нужно осмотреться. И, еще не понятно как, но выбраться отсюда! Провести остаток своих дней в этом раю для чревоугодников ей не улыбалось. Потому что от этого места мурашки по коже, и до одури хочется видеть в небе солнце, а не апельсиноподобное нечто, но главное — Алекс… Ох, ее Алекс… Лера закусила губу и ускорила шаг. Но боль в лодыжке была сущей мелочью по сравнению с той, что намертво засела в сердце.
— Лера-а-а!!!
Громкий крик толкнул в спину и нога все-таки подломилась. Ей бы бросится вперед. Прыжками, на четвереньках, ползком, да хоть как-нибудь! Но она неловко осела на задницу, и только до боли заломила пальцы, наблюдая, как с каждой секундой к ней приближается самый горячо желанный мираж во Вселенной.
Голос пропал вместе с душевными и физическими силами. Даже руку протянуть — слишком трудно. И страшно. Потому что исчезнет. Растает. Пропадет. Оставив ей агонию одиночества и отчаянья.
— Лера, Лера! Девочка моя!
Рывок, и ее распластали на мужской груди. В нос ударил запах крови и подпаленной ткани. И его собственный. Родной и бесконечно любимый.
— А-А-Алекс… Алекс! Ты! Ты! Здесь…
Малышка что-то залепетала. Вцепилась в плечи, мяла изодранную в хлам форму, а он никак не мог поверить — нашел! Прогулялся по бритвенной острой кромке безумия, но отыскал ту, ради которой готов был шагнуть за край и вернуться обратно.
— Это правда ты, правда?
Горячие ладошки гладили по щекам. А его вдруг прошило абсолютно бредовой мыслью, что отросшая за несколько дней щетина может быть ей неприятна.
— Правда, я, — два осторожных поцелуя точно в центр чуть огрубевших от тренировок, но все равно таких нежных ладоней, — Правда.
Но следующая ее фраза убила наповал.
— Алекс, прости! Это я! Я виновата! Прости!
Женские слезы — не самое приятное зрелище, но когда видишь ненавистные капли текущие из любимых глаз… Сто процентное попадание во все болевые точки разом. И контрольный нож под ребро, аккурат в бешенное стучащее сердце. И хочется вылезти из кожи вон, голыми руками сорвать с небосклона все звезды, но только бы заменить горечь на радость.