Не плачь и посмотри вокруг
Шрифт:
– Это не клумба, а огород, который должен ещё и плоды приносить, – продолжил он Серёгину метафору. – А вы сорняки за цветы принимаете.
Серёга задумался и без приглашения уселся на стул.
– А как же… – пустился он в путаные размышления. – Какие плоды?
– Сами увидите, если продолжите пропалывать. Не мечтайте, не удаляйтесь от реальности – она Божья, для вас создана
– Мои желания? – удивился Серёга. – Но… это же мои мечты. Желания и мечты – это же одно и то же.
– Нет, не одно и то же, – поправил старик. – Мечтание – это воображение с вожделением. А желания – это потребности, осознанные, как хотения. Вот когда желания соединяются с вожделениями, тогда хотения превращаются в похотения. А уж там держись только, такое начинается в человеке…
– То есть… – попытался разобраться Серёга. – Мир «заточен» под мои хотения?
– Да, под хотения «заточен», а под похотения «не заточен». А мы похотники, потому и криво всё в этом мире.
– Хм… – только и ответил Серёга. – Но как же мечта? Это же… Да все говорят, что мечта – это светлое. Возьмите любых писателей или деятелей известных… Все говорят – нет мечты, нет и жизни. Как без мечты? Это, вообще, православная у вас точка зрения?
Старик ничего не ответил, только открыл ящик письменного стола, у которого сидел, достал стопку истертых толстых тетрадок, вынул из неё одну, раскрыл, пролистал несколько и прочитал, напялив на нос очки:
– Читаем… Феофан Затворник: «Человек-мечтатель живёт в атмосфере страстной. Главная немощь фантазии у грешников есть склонность мечтать. Это нечто, сроднившееся с душою их. Свойства мечтательности: удаление от действительного, развлечение, смятение, непостоянство мыслей».
Серёга сидел, склонив голову набок и сильно скосив задумчивые глаза в сторону – напряженно вслушивался и вдумывался.
– Еще? – спросил Андрей Борисович и, поскольку Серёга не ответил, прочитал следующую цитату: – Исаак Сирин называет мечтательность парением ума: «Уныние от парения ума». Понимаете? Уныние от мечтаний, от того, что намечтаете себе, возжигаетесь вожделением, а Бог не подаёт.
– Что? – вырвался Серёга из размышлений. – И читать нельзя?
– А что вы сейчас читаете?
– Ну… – Сергей немного смутился. – Чейза.
– Чейза? – удивился старик.
– Ну да, – уточнил Серёга. – Джеймса. Джеймса Хердли Чейза.
– Хедли, – поправил библиотекарь.
Помолчав, а Андрей Борисович не перебивал его молчания, Серёга дозрел до вопроса:
– А как же… Некоторые святые много читали… Василий Великий…
– Они через чтение познавали окружающий мир, искали в нём Бога, используя весь опыт человеческой жизни. А вы, читая Чейза, что хотите постичь? Помните про вино?
– Что оно веселит сердце человека?
– Да. Но вспомните также и «Не упивайтеся вином, в немже есть блуд».
Серёга опять не ответил, и библиотекарь, подождав немного, продолжил:
– Вы же читаете для отрыва от реальности, просто развлекаетесь. Вдумайтесь, у нас очень удобный для богомыслия язык. Развлекаетесь, увлекаетесь, вовлекаетесь, влечетесь, волочитесь. От этого слова происходит и волк, который уволакивает добычу в лес. Ваше внимание растаскивают хищники.
– Какие хищники? – удивился Серёга.
Андрей Борисович снова закопался в тетрадке, нашёл нужную запись и прочитал:
– Игнатий Брянчанинов говорит о демонах: «Они приближаются к душе, стараются подействовать на неё мечтаниями. Желая склонить человека к сладострастию, они представляют соблазнительные образы. Желая обольстить тщеславием, представляют земное преуспеяние. Желая оковать сребролюбием, представляют тягостную старость. Словом сказать: они обольщают и угрожают, – стараются окрасть веру в Бога, отвлечь под свое водительство».
Он закрыл тетрадку, положил её сверху стопки, водрузил на стопку свою растопыренную пятерню и молча уставился на Серёгу.
– А как же… – замялся Сергей, видимо переворачивая в уме собственное представление о мироздании с ног на голову. – Как же тогда… Жить?
Конец ознакомительного фрагмента.