Не под пустым небом
Шрифт:
– Понимаете, и в поэзии, и в живописи, да вообще в любом искусстве есть тонкая грань… очень тонкая… по одну её сторону – спасение, а по другую – погибель.
– Но разве вера не помогает чувствовать эту грань?
– Вообще, искусство таит много соблазнов. Писатель описывает грех и сам подпадает невольно под соблазн этого греха… Вся художественная литература – это сплошные соблазны. Положительные герои получаются скучные, ходульные, они никому не интересны, а разные мерзавцы обрисовываются красочно, сочно, привлекательно, вы не замечали разве этого? Если в книге нет хотя бы одного мерзавца,
– Неужели добро так уж скучно и неинтересно?
– Добро не скучно. Просто человек развращён. У него испорчен вкус. Тот, кто пьёт только алкоголь, никогда не ощутит вкуса родниковой воды. Она ему покажется пресной.
– А как же Христос? Разве это неинтересный, скучный образ?
– А многие ли всем сердцем любят Его и идут за Ним?
– Это верно…
– Чтобы человек ощутил вкус родниковой воды и увидел красоту Христа, ему нужно пройти через страдания… Только когда душа горит огнём страданий, тогда родниковая вода может потушить этот мучительный пожар, тогда слова Христа лягут на ожоги, как спасительные бинты…
– Это так.
– Ну, вот видите, вы согласны со мной. Так что бросайте свои стихи и начинайте перепечатывать мои книги. Это – свидетельства о Боге, о Его присутствии в нашем мире. Людям надо поскорее открыть глаза.
– Я бы с радостью перепечатывала ваши книги. Да у меня ведь машинки нет.
– Жаль, жаль… А мне трудно. У меня мало помощников, мало соратников… Многие друзья отвернулись от меня, считают меня сумасшедшим, даже сёстры.
– А у вас много сестёр?
– Кроме Валентины, ещё Анна в Сибири и Алла в Риге. Даже их не могу обратить в веру!
– Нет пророка в своём отечестве…
– Вот вы всё правильно понимаете. Жаль, что у вас нет машинки… А от ваших салатиков мне уже значительно лучше!
Ходили с папой Кирюшей в гости к его соавтору. Это Галина Исааковна Шер, тоже физик, они вместе с папой Кирюшей написали физическую книгу. Я заглянула в рукопись – и ничегошеньки не поняла! Удивилась, что там многие страницы пустые.
– А это нам ещё предстоит огромная работа, – сказал он. – Вписывать формулы.
– Вручную?
– Ну, конечно. На пишущей машинке нет ведь физических знаков. А вот когда впишем, тогда можно будет нести в издательство.
– Папа Кирюша, а что если я попробую? Ты мне доверяешь?
– Но это ведь такая мура для тебя! Тебе это совершенно не интересно.
– Зато приятно.
– Что приятно?
– Что-нибудь сделать для тебя.
– Ты это серьёзно?
– Вполне.
– Ну, если ты это серьёзно… если тебе хочется попробовать… Только давай договоримся: когда надоест – сразу бросай!
– Договорились!
И я стала приходить к Галине Исааковне, (она жила неподалёку от Каптеревых), и часами вписывала эти бесконечные формулы, которые перетекали со страницы на страницу… Я решительно ничего не понимала. Но удовольствие получала огромное!
Сон перед причастием.
Перед первым причастием мне приснился удивительный сон. Как будто я, вся в чёрном, вхожу в алтарь и прислуживаю отцу Александру во время богослужения…
Я знаю, что женщинам в алтарь входить нельзя. Простым женщинам. А монашенкам – можно.
Вот такой сон. К чему бы это?…
4 декабря. Раннее, раннее утро…
Еду в холодной электричке до Пушкина. Дальше – на пригородном автобусе до Новой Деревни. И всё ещё темно, темно… деревенская улочка завалена снегом… снег крахмально скрипит под ногами… в домиках кое-где огоньки… пахнет дымком…
Подхожу к храму. Вокруг – всё бело, и полная луна висит над самым куполом храма, обливая белый мир голубоватым светом… снег искрится… и ни души вокруг…
Никогда не забыть чистоту и тишину того утра…
В храме, поскольку день будний, – почти никого, только несколько местных бабушек. А сегодня, оказывается, праздник – Введение во храм девы Марии! А я и не знала. Но как будто специально подгадала со своим первым причастием!
Иду к исповеди. Волнуюсь до ужаса. Отдаю отцу Александру целую кипу исписанных листочков – грехи за всю жизнь, какие смогла вспомнить, а главное – осознать.
– Ну, что, Маша? – говорит он и обнимает меня за плечи тёплой отеческой рукой. – Я всё это внимательно прочту и разрешу. А сейчас давай помолимся вместе…
И стало жарко! Потому что от него исходила такая энергия, такой внутренний огонь… и я почти физически чувствовала, как в этом огне сгорают мои грехи… мои слабости и мои глупости…
А потом был первый в жизни подход к Чаше. Первый раз в жизни я вкусила вина и хлеба, в которых была заключена сила для будущей жизни… Всё было так просто и так ясно. Вот в этом кусочке хлеба и в глотке вина – Сам Христос, Его любовь ко мне, и прощение, и надежда на бессмертие… Всё так просто. Если душа открыта этому… И не надо никаких лишних слов. Слава Богу за всё!
Вечер. Я в своей алкашной квартире. Звонит Зайцев, в страшном волнении:
– Я не могу уехать, оставив Валентину одну. У меня дурные предчувствия… Она ушла куда-то с утра, я бегал по дворам, искал её и нашёл… совершенно пьяную… она прилаживала верёвку к ветке… А у меня через два часа поезд. Прошу вас: приезжайте!
Через час я была в Староконюшенном. Вячеслав Кондратьевич вручил мне ключи от квартиры и сказал:
– Живите здесь. Иначе…