Не пожелай ни дождика, ни снега
Шрифт:
Внутри ощущение полнейшего поражения.
– Я полное дерьмо. Я никогда не смогу летать, – с дрожью в голосе ответил Лешка.
– Не спеши, Москва не сразу строилась, если весь мокрый прилетел, значит, работал. Будет из тебя толк, – уверенно ответил Семеныч.
Выбравшись из кабины, Лешка подошел к инструктору.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания.
– Сейчас возьмешь тетрадь и нарисуешь весь полет, что запомнил. На разборе полетов покажешь, – сказал инструктор и пошел в столовую, на ходу закуривая «Беломор».
– Леха, ну как? – услышал он за спиной радостный возглас Ахмеда.
– У меня ничего не получилось, – обреченно промычал Лешка, – я почти ничего не понял.
– Так, короче, не паникуй. Лучше расскажи, на что внимание обращать?
– Повтори еще раз порядок действий с арматурой в кабине и особенно параметры полета.
Ахмед стал водить рукой в воздухе, имитируя полет, а Лешка направился в курилку.
Стрельнув беломорину у курсанта, он, задумавшись, закурил, вспоминая детали полета.
Лешка не понимал, что он начал тяжелый путь летного обучения, который будет продолжаться ровно столько, сколько он будет связан с небом. Тогда он еще не знал, что «садится на иглу», которая называется любовь к небу. Что летная работа станет главным в его жизни. Что засыпать он будет, проигрывая завтрашний полет, а просыпаясь, будет мчаться на аэродром в предвкушении свидания с любимым делом – полетом. Все это называется «заболеть небом». И у Лешки началась эта болезнь. Которая не проходит с годами, а остается с тобой на всю жизнь.
Вечером после ужина в казарме стоял гвалт, как на птичьем базаре. Курсанты обсуждали первый день полетов. Боря Птицын стоял в центре круга и громко рассказывал, как он сегодня пилотировал Л-39. Ему посчастливилось выполнить два полета, и поэтому он чувствовал себя на голову выше всех.
– Я тебе еще раз говорю, – обращался он к Артуру Чевадзе, – вираж я уже сам делал, можешь завтра у шефа спросить.
– Ладно заливать, Боря, тебе, наверное, это все показалось. Второй раз в жизни за ручку управления держится, и уже сам пилотирует. Может, ты уже и посадку освоил? – с кавказским акцентом подзадоривал Артур.
– Короче, не веришь, и не надо. А я точно говорю, вираж и пикирование я сам сделал, – не унимался Борис.
– Ай-я-яй, что ты натворил, завтра ЦРУ узнает, что в нашем училище есть такие одаренные летчики, и обязательно тебя выкрадет для участия в программе полетов на Марс, – сказал Тимур, брат-близнец Артура.
– Да ну вас, – отмахнулся он от братьев и, подойдя к Пете Пятницкому, который еще не летал, начал увлеченно делиться своим летным опытом.
Мишка, Ахмед и Лешка сидели на кровати и, развернув карту, изучали район полетов.
– Мне больше всего пикирование понравилось, когда ручку от себя отдаешь на вводе, перегрузка уменьшается до нуля, такой кайф, как в космосе невесомость, – мечтательно сказал Ахмед, уставившись в карту.
– Ты неправильно вводишь в пикирование, надо чтобы самолет сам опускал нос за счет крена, а нулевая перегрузка на вводе – это ошибка, – ответил рассудительный Мишка.
– Да ну тебя, Миха, ты такой правильный, а где твоя романтика, ведь от полета надо получать удовольствие, а ты все как по инструкции живешь, – сказал Лешка.
– Ты знаешь, что мне отец сказал, когда я уезжал? Летная работа – это профессия строгих правил, любое отступление от них приводит к печальным последствиям не сегодня, так завтра, – ответил Мишка.
– Хорошо, тебе, Миха, тебя отец уже многому научил, наверное, здорово быть сыном командира авиационного полка? – спросил Ахмед.
– Ну, во-первых, он меня мало чему учил, потому что я его почти не видел, уходил он на работу, я еще спал, а приходил, я уже спал, а вот мать постоянно на мозги капала, то нельзя, это нельзя, на тебя все смотрят, ты сын командира и так далее и тому подобное.
В это время в казарму вошел дежурный по роте и крикнул:
– Мужики, почта!
Он начал выкрикивать фамилии тех курсантов, кому пришли письма. Счастливчики, получив заветное письмо, сразу вскрывали конверт и принимались читать. Еще не улеглась тоска по дому, родным и друзьям. И любая весточка из дома была маленьким праздником.
Писем было очень много, почти каждый курсант получал по одному, а то и по нескольку писем.
Мишка, Лешка и Ахмед получили по два письма. Мишка получил письмо из дома и от Ольги, Ахмед от Тани и тоже из дома. Лешка первое письмо сразу узнал – от мамы, а вот почерк на втором письме был незнаком. Обратного адреса тоже не было, но по почтовому штемпелю он понял, что оно из родного поселка. Отложив его в сторону, он принялся читать письмо от мамы.
Она писала, что скучает, что Колька не слушается, что уже посадила картошку. Лешка читал и мысленно переносился в родной дом. Как хорошо было дома, своя комната, теплая и светлая, вкусный мамин борщ, вода, воздух, односельчане, по всему этому Лешка очень скучал. Читая письмо, он мысленно переносился в родной поселок. Мама писала, какие новости в поселке, и Лешке казалось, что он на кухне слушает маму. Читая письмо, Лешка представлял, что он на минутку оказался там, рядом с мамой, что дослушает ее рассказ и пойдет в свою комнату, даст Кольке подзатыльник и примется за уроки. Он читал, и блаженная улыбка не сходила с его лица. Прочитав его два раза, Лешка отложил письмо в сторону и задумался. Тут его взгляд упал на второе письмо, про которое он уже забыл.
Открыв конверт, он начал читать письмо, написанное ровным, красивым почерком:
«Здравствуй, Леша! Пишет тебе Света Капустина.
Наверное, ты удивишься, прочитав мое письмо, ведь девушке неприлично первой писать, но я все-таки решилась. Вчера я встретила Колю и попросила твой адрес. Адрес он твой принес, но разболтал всем мальчишкам, что я в тебя влюбилась, и теперь они все смеются. Но я все равно пишу тебе, потому что знаю, ты скучаешь по нашему поселку и нашей школе, и тебе будет приятно узнать, какие у нас новости. Мы готовимся к Первомаю и ко Дню Победы. Второго мая будет смотр художественной самодеятельности в районе, а девятого мая – в Грозном. Я выступаю в хоре. Мы будем исполнять «Реквием». Почему-то, когда мы поем, у меня всегда в конце слезы наворачиваются. Это, наверное, потому, что я представляю, как девочки, такие как мы, провожали своих мальчиков на войну. Это было так давно, но все равно это ведь было, и они, такие как мы, погибали, не узнав, что такое любовь. А вчера на трудах мальчишки катались на грузовике. Иван Андреевич называет эту машину «Автомобиль имени Леши Понамарева». Он часто на линейке вспоминает, как ты помогал Магомеду Исаевичу собирать этот автомобиль. Нам он сказал, что ваш класс был лучшим и что вы дружили между собой.
Я готовлюсь поступать в медицинский. Налегаю на биологию и химию. Хочу стать врачом.
Погода у нас хорошая, уже совсем тепло.
Ну, вот и все мои новости.
Посылаю тебе свой адрес. Если хочешь, ответь, а если нет, я не обижусь.