Не пожелай ни дождика, ни снега
Шрифт:
– Надо иметь высокую морально-психологическую подготовку, и тогда никакие горящие струи не страшны. Николай Гастелло тоже должен был покинуть самолет, а он его в горящий эшелон направил, – пафосно заметил генерал.
– Слушай, они там, в Москве, вообще охренели, политработника председателем комиссии прислали. Он ведь, кроме «Малой земли» Брежнева, ничего не знает, – шепотом сказал Карцев.
– Так что вы вспомнили, товарищ курсант? – обратился генерал к Боре.
– Ну, я, кажется, управлял самолетом. Помню, как земля приближалась, как пыль поднялась, – мямлил Боря.
– Ну вот, я что говорил, здесь налицо геройский подвиг курсанта Птицына и позор его инструктора, – радостно сказал генерал.
– Товарищ генерал, я не согласен с вашим выводом, материалы объективного контроля показывают, что летчик в передней кабине не управлял самолетом, здесь явно видно, что Птицын попросту выронил ручки катапультного кресла, а самолет приземлился сам, без его участия, – старался держать себя в руках Кравченко.
– Не выгораживайте своих подчиненных, а лучше позаботьтесь о морально-политическом состоянии своих инструкторов. Антошкина завтра же на партийное бюро, – строго ответил генерал.
– Товарищ генерал, я не понимаю, как можно делать заключение о летном происшествии, не анализируя средства объективного контроля, – на скулах у Серегина заиграли желваки, голос был предельно резок, казалось, он вот-вот сорвется, – я, как летчик с пятнадцатилетним стажем, ответственно заявляю: Антошкин невиновен, и в том, что самолет сел сам, заслуги курсанта Птицына нет.
– А вы, товарищ майор, подумайте о своей судьбе, и не защищайте Антошкина, – и, повернувшись к командиру полка, сказал: – Приказ о наказании виновных будет в понедельник, а пока полеты запрещаю. Членов комиссии прошу в самолет, через двадцать минут вылетаем в Москву.
Генерал надел на голову фуражку и, как-то сгорбившись, быстро вышел из класса предполетных указаний. Врач подошел к Птицыну и, о чем-то спросив его, обратился к командиру:
– Командир, Птицыну плохо, я заберу его в госпиталь.
Командир молча кивнул.
– Сука, мразь, падаль, – Серегин изо всех сил ударил кулаком об доску предполетных указаний, его трясло от возмущения, – командир, таких тварей надо стрелять, кто их только присылает из Москвы, – голос его сорвался на крик.
– Петрович, держи себя в руках, – тихим голосом сказал Кравченко, – я Антошкина в обиду не дам.
– Викторович, Антошкину подписан приговор, ты сам это понимаешь. В понедельник эта сука накатает приказ на три листа о слабой морально-психологической подготовке, а истинная причина не установлена, – не унимался Серегин.
Конец ознакомительного фрагмента.