Не прислоняться
Шрифт:
На самом деле эти колонны – памятники себе, любимым. Пусть мы не знаем авторов идеи, разработчиков, но они-то себя знают и, самое страшное, гордятся сделанной работой. Гордятся изломанной архитектурой, «убитым» цветом.
– Посмотри, сынок, видишь, это твой папка придумал…
Хочется только процитировать: «Мальчика из деревни можно вывезти, а вот деревню из мальчика…»
Глава 55
Два типичных сценария
Утро.
– Вам
Машинист открывает глаза. В комнате сумрачно, сквозь полуприкрытые жалюзи окна пробивается снаружи электрический свет.
– Проснулся?
Взгляд машиниста приобретает некоторую осмысленность.
– Угу.
– Давай, давай, приходи в себя, у тебя еще предрейсовый, не забудь, – женщина улыбается и выходит из комнаты, оставив дверь чуть приоткрытой.
Машинист садится на кровати. Достает из-под подушки мобильный и смотрит на время. Пять тридцать… Вроде бы только лег, и уже вставать.
– Макс, посмотри, дождь кончился?
– Не пойму. Вроде бы да.
Натянув штаны и накинув рубаху, машинист, чуть покачиваясь со сна, подходит к окну. В ярком электрическом свете крыши вагонов, стоящих под окнами, блестят влагой. Хмурое небо глядит сверху вниз на двух сонных людей у окна.
– Похоже, кончился.
– В «трубе» от духоты повесимся…
Не зажигая свет в комнате, они начинают одеваться. Идти к выключателю им просто лень спросонья. Машинист закидывает рюкзак за спину и выходит в ярко освещенный коридор.
– Спасибо.
– Приходите к нам еще, – улыбается будильщица. – Удачи тебе.
– Обязательно…
Лестница. Машинист спускается не торопясь, правый ботинок чуть поскрипывает. Это старые ботинки, повидавшие на своем веку многое: и приемку состава, и тоннельную грязь, и тяжелую обувь пассажиров, которая топтала их в часы пик. Кожа на них рассохлась, и в дождливую погоду машинист приходит домой с мокрыми ногами, но это родная обувь, не раз выручавшая в трудных ситуациях. Вроде бы и надо поменять, но так жалко.
Здравпункт встречает белизной и неуловимым запахом стерильности.
– Ты просыпаться будешь? – фельдшер достает медкарту.
– А зачем…
– Как это зачем? Давление, пульс…
– Да все равно их нет. Один только товарищ Любимов считает, что норма для машиниста, проспавшего три часа после восьми часов на поезде, равна норме для человека, отдохнувшего перед сменой…
– Какие вы все умные.
– Ага. Нате, меряйте что есть…
Тихо гудит комп, манжета сдавливает руку и начинает медленно травить воздух… Машинист косит глазом на монитор.
Как ни странно, давление в норме, обычно по два-три раза приходится перемерять. Видимо, организм из-за погоды не отдыхает, вроде и спал, а вроде и нет.
На мониторе медленно считается пульс, индекс напряженности скачет по всей шкале.
– Снимай! – штамп «допущен» со щелчком ставится на маршрутный.
– Спасибо…
ДДЭ. «Так, что у нас сегодня? Приемка не моя, круг, оборот по Полям плюс подмена. Практически халява».
Взгляд на часы. Минут десять в запасе есть. Машинист перелистывает «книгу готовностей». В столбец выстроились номера маршрутов с подписями рядом. «Ага, вот он, мой. Вроде бы все подписи на месте».
Ручка из кармана рубашки. В обмен на автограф в книге заступления машинист получает реверсивку. Щелчок зажигалки, дым плывет под потолок. Аппарат с водой. Газированной нет, пить обычную по нынешней жаре – противно. Глоток кваса из рюкзака.
«А жизнь-то налаживается…»
Подойдя к машине, он проводит рукой по «щеке» поезда. И машина словно отвечает, ощущение такое, что будь та живая – потянулась бы за рукой, принимая ласку. Ощущение тепла. Ощущение радости. Машинист улыбается.
– Соскучилась, ласточка?
Машинисту плевать, что его сочтут психом, он твердо уверен, что эти большие и сильные машины – живые. Как ты относишься к ней – так она тебе ответит.
Привести в готовность поезд – дело нескольких минут. Машина уже принята другим машинистом.
Время прыгает на минуту вперед.
– Сейчас поедем, – тихо шепчет машинист, мягко погладив ручку контроллера.
Держась за поручни, он спускается из кабины вниз и, оглядевшись, направляется к ближайшей книге подачи напряжения. ДДЭшники уже крутятся у состава, готовя поезд к выходу, отвязывая его от деповской воздушной магистрали и вешая «удочки».
– Как давление?
– Норма!
– Лунно-белый.
– Лунно-белый.
Резкий свисток.
– Ну что, малыш, с богом? – машинист ставит ручку в «ход».
Плавно, словно нехотя, поезд трогается, выезжая из депо к светофору. Два свистка. Ход.
– Стрелки по маршруту.
Машина медленно, будто лениво, идет по парковым путям, тихо постукивая на стрелках и чуть скрипя на кривых. Но лень ее обманчива, машинист это знает. Они едут навстречу новому дню, любимому городу…
Вечер.
Ребристая подошва «камелота» опускается на ступень, родив тихий басовитый звук.
– Вот и все… – Машинист, спустившись из кабины, неторопливо вытирает руки ветошью. Руки еще хранят тепло последнего выключенного пакетника. Машина уснула.
– Ну что, малыш, – он сует ветошь в карман и достает фонарь. – Посмотрим, как ты себя чувствуешь.
Машинист неспешно идет вдоль состава, аккуратно, почти ласково касаясь каждой буксы.
– Раз… – первый главный разъединитель выключен.