Не проходите мимо. Роман-фельетон
Шрифт:
— Мне по поводу кожартелей. К кому обратиться за консультацией?
Женщина старательно писала что-то, и губы ее, видимо от удовольствия, были вытянуты. Не поднимая взгляда, она равнодушно ответила:
— Председатель президиума в отпуске. Начальник отдела кадров Иннокентий Петрович Поплавок никого не принимает. А без его разрешения я посторонним никаких справок не даю.
И она продолжала выписывать из раскрытой перед ней книги какие-то цифровые данные.
Юрий присмотрелся внимательнее и увидел, что книга кулинарная, а выписывает секретарь из нее рецепт хлебного
Стены были щедро оснащены плакатами. Особенно много плакатов призывало к бдительности: «Покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны!», «Не пей вина: в пьяном виде ты можешь обнять врага!»
В комнату вбежал молодой человек в голубых брюках.
— Тш-ш! — зашипел он подколодным змием и подкатился к столу блондинки из Кожсоюза. — Привет, Таточка Петровна! — расшаркался он перед серьезной секретаршей. — Привет Наточке Ивановне! — послал он воздушный поцелуй чернобурой девушке.
Та улыбнулась как только могла широко и, хихикнув, спрятала лицо в букет анютиных глазок.
А Таточка Петровна продолжала невозмутимо изучать поваренную книгу.
— Таточка Серьезновна! — сказал голубобрюкий. — Таточка Хмуровна, улыбнитесь хоть раз! Дайте мне папку отчетов ваших артелей за прошлый год и улыбнитесь! Берите пример с Наточки Улыбковны — она никогда не сердится!
— В левом шкафу, на первой полке, папка номер семь, — сказала блондинка, мельком взглянув на шустрого служащего, и снова нахмурилась.
Голубобрюкий молниеносно отыскал нужную папку, шлепнул ее о коленку, чтобы выбить пыль, и, сделав ручкой, понесся к двери.
— Наточка, — сказала блондинка, — а кто этот тип?
— Наверное, от Ивана Ивановича, — на всякий случай улыбнулась чернобурая секретарша. — А может быть, от Сигизмунда Моисеевича… Видно, наш сотрудник: и без пиджака и нас знает…
Услышав последние слова, Юрий встрепенулся, поспешно выбежал в коридор и сдал пиджак в гардероб.
Через минуту Юрий вбежал в комнату со скамейками. Скользя по паркету, подъехал к Таточке Серьезновне.
— Привет, Таточка Петровна! — сказал он бодро. — Вчера на карнавале вы были самой авантажной маской. Мне нужно спешно цифры выполнения плана за последний месяц.
— Для Ивана Ивановича? — сказала Таточка, не поднимая глаз. — Левый шкаф, первая полка, папка номер четырнадцать.
Юрий достал папку.
— А Иннокентий Петрович у себя? — спросил он.
— Никого не принимает, но попробуйте, — сказала Таточка.
…Иннокентий Поплавок был не то что толст, а несколько округл. На первый взгляд он казался составленным из шаров: на шарообразном туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова. На голове шарик поменьше — нос. Двумя серыми мячиками казались большие вялые глаза. И помещался Поплавок на каком-то особом кресле, сиденье которого было сплетено из шнуров и провисало, как гамак — ни дать ни взять биллиардный шар, загнанный в лузу.
— Я приезжий, — сказал Юрий. — Прибыл в ваш город по специальному заданию. О причинах своего
— Имеют, — сказал Поплавок. — Мы же, более-менее, бдительные люди. Даже скорее более, чем менее. Вот, например, я не могу с вами дальше разговаривать до тех пор, пока вы не заполните анкетку… Простите, у нас такой порядок… Мало ли кто ко мне придет… Надо, более или менее, знать…
— Скорее более, чем менее, — вставил Юрий.
— Вот именно! Фамилия… Год рождения… Национальность… Образование… Все-таки сразу видно человека, какой он…
Когда Юрий заполнил все графы, Поплавок взял у него анкету, пробежал ее глазами и сказал:
— Та-ак, та-ак. Вот теперь мы можем разговаривать… Вас, значит, плакаты интересуют? Это же к выставке, экспонаты.
Поплавок обвел кабинет глазами. Вздохнул.
— Выставка нас угнетает. Будем показывать результаты работы. А пока из-за этих результатов работать нельзя.
Стол Иннокентия Петровича был завален самыми различными предметами: резиновыми подушками, гуттаперчевыми мальчиками, эмалированными кастрюльками. К шкафу кто-то привязал гроздь детских воздушных шариков разных расцветок. А на подоконнике валялся полусвернутый лист ватмана, видимо с диаграммой роста производства. Юрий прочел: «телеги крестьянские (в двухосном исчислении) — 465 %».
— Здесь и «Резинсоюз», и «Игрушсоюз», и союз «Посудотара» расположились. А наши изделия еще у кого-то в кабинете лежат — голова кругом идет… — и Поплавок озабоченно почесал затылок карандашом…
— А там, среди скамеек-экспонатов, нет ли у вас скамьи подсудимых? — спросил Юрий. — Может быть, она напомнила бы вашим сотрудникам, что не стоит давать папки с данными о выходе готовой продукции первому попавшемуся человеку. Boт я получил папку.
— Ай-ай! — воскликнул Поплавок. — Это ужасно! Вы меня пугаете, — и щечки-шарики задрожали. — И с вас даже не взяли расписку о неразглашении? — Потом он успокоился и сказал: — Впрочем, вы не жулик… Жулика я сразу вижу по анкете. Но расписку о неразглашении все-таки оставьте. Так спокойнее. Правильно написано на том плакате: покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны! Я с вопросом бдительности, более или менее, знаком.
— Скорее менее, чем более, — заметил Юрий.
— Нет, более, чем менее… Тем более, что я от общества по распространению лекции о бдительности читаю.
— А ваши сотрудники на этих лекциях бывают?
— Более или менее, — вяло отозвался начальник отдела кадров Кожсоюза, очевидно не совсем понимая, что хочет от него этот энергичный молодой человек. — Чего вы волнуетесь? Вы же, насколько я понял, не из нашей системы? О чем хотите узнать конкретно?
Юрии рассказал о разговоре Поросенка с Чайником, который они с Мартыном вчера слышали в парке, на карнавале.