Не проходите мимо. Роман-фельетон
Шрифт:
— Верочка, скажите положа руку на книгу: когда вы были в последний раз на заседаниях этого уважаемого общества?
— Это было давно, — вздохнула Вера.
— Она же записана в это общество, значит, все в порядке, — вновь раздался голос сверху, и Мартын спрыгнул со шкафа. — Перейдем к следующему эпизоду, — продолжал он, двигая шкаф на место. — Съемка на кухне. Учтите — вы готовите на газовой плите ужин брату, воротившемуся с собрания актива работников торговли.
Юрий взял в руки толстую книгу, которую Вера старательно
— Тема вашего доклада, — догадливо сказал Юрий, — макаронизмы древневосточных языков?
— Книгу дал я, — вмешался Мартын, ставя кушетку на место. — Я нашел этот реквизит под шкафом, и он мне сразу сподобился своей солидностью. Я думал, это какой-нибудь словарь.
Послышался скрип двери. Из-за шкафа донесся голос Пелагеи Терентьевны:
— Ну, кончили спектакль? Можно домой возвращаться? — и она поставила на стул сумку с покупками.
— Вы застали нас в переходный период, — сказал Мартын. — Мы переходим к варке ужина.
— А потом, — сказал Юрий, — раз мы решили строго придерживаться сценария, мы вас отобразим в кресле с вязаньем в руках… Такой свежий, новаторский кадрик.
— Верочка, наденьте передник, — распорядился Мартын, — вы будете хозяйничать.
Пелагея Терентьевна испытующе посмотрела на операторов:
— Передник? Откуда он у нее? И потом что ты, Вера, можешь приготовить?
— Чайник поставить могу, — уклончиво ответила Вера. — На примус.
— Примус — это первая половина двадцатого века, — сказал Мартын. — При чем здесь керосин, когда есть газ? Вот плита.
— Плиту-то нам поставили, — ответила Пелагея Терентьевна, разбирая покупки, — а газ все еще не подвели.
Этим заявлением Мартын был выбит из седла. Лихорадочно перелистав сценарий, он несмело сказал:
— Значит, вы, Вера, в принципе что-то делаете к приходу брата и в принципе газовая плита есть? Тогда возьмите полкило бульбы. Вы ее начистите и будете поджаривать.
Вера с печалью освидетельствовала свой фиолетовый маникюр.
— Для экрана я готова на все жертвы… Но чистить картошку не могу. От корнеплодов портятся руки.
— Жарьте мясо, — вздохнул Мартын.
— Отличный кадр, — поддержал Юрий: — справа — вы, слева — сковородка!
— Кстати, мясо я принесла, — сказала Калинкина-старшая. — Вот, пожалуйста. Только, Вероида, не забудь его помыть и разрубить на части.
— Все что угодно, — сказала Вера, — но не мясо Это умеет только мама.
— Мама умеет все, — авторитетно заявила Пелагея Терентьевна. — Но жарить она сейчас не будет: ей положено сниматься в кресле… Ах, Вероида! Скоро ты станешь женой, хозяйкой, а мясо поджарить не можешь. А ведь Альберт такие бифштексы-рамштексы с
— Оставьте, мама, ваши колкости. Он меня любит! Он готов на все… Он благороден и, слава богу, свою жену чистить картошку не заставит… А что касается гнусной записки, которую притащила из парка моя благоверная сестрица, так Бертик вам же сказал, что это подлог.
— Дай срок, я сама вас с этой Лелей сведу. Наговоришься всласть.
— Ах, мама! Это просто смешно. Вы меня пугаете какой-то несуществующей Лелей, точно букой. А вы-то ее сами видели? Надежда, наверное, две пары каблуков сносила, рыская по всему Красногорску.
— А ты не огорчайся, Вероида. Разыщем. Жаль, Надежда в парке промашку дала — у студентов адреса не прознала. А пришли мы в институт — все на каникулы разбежались… — Она помолчала и после паузы добавила: — Но ужин за тебя я все-таки готовить не буду. Вот и весь сказ.
И Пелагея Терентьевна рассерженно удалилась на кухню.
— Придется тебе, Мартын, самому возиться с картошкой и мыть мясо, — предложил Юрий. — Это будет оригинально: оператор-стажер за чисткой корнеплодов.
— И почищу, — решительно сказал Мартын. — Бульба — мое любимое блюдо.
Вера пошла переодеваться, а он отправился на кухню, налил котелок воды, засучил рукава. Пелагея Терентьевна подала ему кривой и длинный, как ятаган, нож и с интересом стала наблюдать.
Юрий осторожно расчехлил свою съемочную камеру и увековечил друга за приготовлением «любимого блюда». Услыхав жужжание аппарата, Мартын оглянулся. Но было уже поздно. Ему оставалось только скорбно улыбнуться в объектив.
Пелагея Терентьевна поправила пенсне и долго разглядывала Мартына. Оператор поежился.
— Вот вам такую жену, как Вероида, — заплакали бы. Всю жизнь у плиты простоите — снимать некогда будет… Может, оно и к лучшему? Вы же не делом сейчас занимаетесь… Если бы я была вашей матерью… — и Пелагея Терентьевна, резко сорвав пенсне с носа, ушла в комнату.
— Съемка продолжается, — раздраженно сказал Мартын. — Картошка есть, кастрюля имеется, вода тоже кипит от нетерпения… Нет только главного действующего лица. Вера, вы готовы?
— Чистите, чистите, я сейчас! — крикнула Вера.
— Подлог продолжается, — заметил Юрий. — Об ужине я уже не говорю, но ты газифицируешь город раньше, чем это догадался сделать горсовет.
— Пока фильм выйдет, газ будет. Я верю в коммунальные темпы. А кроме того, у меня сценарий, утвержденный и подписанный. Что ты все лезешь в мои дела, товарищ Можаев? Вера, вы скоро?
— Ах, до чего нетерпеливы работники искусств! — проворковала Вера. — Сейчас иду!
Юрий закурил трубку.
— Не сваливай всей вины на Бомаршова. Учти, Март, что по делу о лжесценарии ты проходишь как соучастник.