Не проходите мимо. Роман-фельетон
Шрифт:
На экипировку протарзановской группы была брошена половина студии. Верному Гиндукушкину доверили один из важнейших участков: реквизит и личные вещи мэтра. В дорогу брались неизменные папиросы любимой фабрики «Борнео», складной стульчик и походный бочонок с коньяком, достигшим совершеннолетия. Протарзанов в командировках всегда старался обеспечить себе максимальный комфорт. Дабы не чувствовать оторванность от дома, мэтр возил с собой скотч-террьера по кличке Чита, портативную грелку и плетеную кушетку.
…В своем неизменном мохнатом от выпирающего подкладочного волоса пиджаке редактор сценарного отдела Константин
— Как жизнь в искусстве? — подобострастно подхватил Шишигина под руку Гиндукушкин.
— Минуточку, — не отрывая глаз от текста, фыркнул Шишигин. — «Аппарат панорамирует. Крупным планом — станок. Он вертится. Стружка, как локон Вали, вьется из-под резца. «Я люблю тебя, Валентина!» — шепчет Володя, довыполняя двухсотый процент плана. Затемнение…» A-а, здорово, Власий! — сворачивая сценарий, вяло произнес Шишигин. — ? Какой у тебя протарзанистый вид!
Одет Гиндукушкин был действительно а-ля мэтр. Искрился светлый и жесткий, как оцинкованное железо, костюм. На щуплой ассистентской груди болтался новый галстук леопардовой масти.
— А как же! — самодовольно усмехнулся Власий. — Мы с мэтром едем на большой сюжет. Спецзадание! Я готовлю отъезд. А вы чем-то расстроены?
— Предвкушаю удовольствие от свидания с Фениксовым. Получил из Красногорска восторженное письмо от операторов: ребята без денег, сценарий просто находка для документалистов — сплошная фантастика…
Гиндукушкин изобразил на лице самое глубокое сочувствие.
— Ай-ай-ай! Какая неприятность! Но Фениксов в ней разберется!.. Многие не ценят товарища Фениксова! А ведь это выдающаяся личность! Я случайно знаю его биографию. Он был брандмейстером, заведовал горводопроводом, выпускал духовые инструменты… Прошел огонь, воду и медные трубы! Ничего каламбурчик, а? Гиндукушкин еще может, а?.. Словом, Фениксов умеет устраиваться! Хотите, расскажу такую потеху! Но между нами, конечно… Когда он заведовал пожарами где-то в провинции, то устроил юбилей собственной каланчи. И вдруг во время фейерверка вспыхнули обозные бочки. Пожарная часть сгорела дотла. Оказывается, в бочках хранился чистый спирт. Юбиляры держали его про запас с разрешения любимого брандмейстера. В результате расследования погорели все. А возродился из пепла един Фениксов.
— Ого! Какие милые новости, — удивился Костя. — И никто к нему до сих пор не применил противопожарных мер?.. Ну, а ты что же держишь свою информацию в кубышке? Ведь молодые следователи мечтают по ночам о таких фактах!
— A-а, — махнул ручкой Гиндукушкин. — Кому это нужно— совать нос в старое биографическое белье? Мне это нужно больше всех, что ли? Мое дело — сторона! Но вы слушайте дальше… Фениксова перебросили на завод газированных вод.
— Ну, а когда же он устроился выдающимся деятелем киноискусства? — осведомился Шишигин.
— Не кощунствуйте! — взмолился Гиндукушкин и тревожно огляделся по сторонам. —
— Пресса плачет по таким фельетонам! — подытожил Шишигин. — А ты, вместо того чтобы об этом написать…
— Не в нашу ли многотиражную газету? — прищурился Гиндукушкин. — Подумаешь, авторитетный орган! А потом мне что, больше всех нужно? Я человек маленький. Простите, у вас торчит волосочек!
И почтительно, двумя пальчиками выдернув из редакторского пиджака пучок конского волоса, ассистент-адъютант умчался в неизвестном направлении.
— Надо проверить материал! — задумчиво пробормотал Костя.
Перед тем как проникнуть к Фениксову, Шишигин долго и безрезультатно укладывал свои дикорастущие кудри. Костя знал, чей взгляд он встретит, и ему очень хотелось быть красивым.
— Сегодня я решил достигнуть высшей власти, — молвил Шишигин, входя в приемную, где сидела секретарь директора Феня. — Как вы думаете, Фенечка, достигну?
— Торопитесь, — учтиво ответила Феня и поглядела на Костину шевелюру, которая на глазах приобретала обычный лохматый вид. — И вообще у него пониженное настроение: готовит доклад для творческой конференции «Практическая повседневная помощь молодым специалистам».
Когда Шишигин вошел в директорские апартаменты, Фениксов что-то нервно диктовал. Сизый, как струйка дыма, хохолок «несгораемого» руководителя вибрировал. При виде Кости глава студии быстро замахал бумажкой: «Зайдите завтра!» — и продолжал, обращаясь к машинистке:
— «…Так же, как о молодых режиссерах, мы ежечасно и ежеминутно заботимся о молодых операторах».
— Стоп! — произнесла машинистка. — Кончилась страница!
Шишигин воспользовался паузой и быстро изложил суть дела.
— Срываются? Съемки? — встревоженно пробормотал Фениксов. Он задумался на мгновение, и вдруг лицо его просияло: — Я это предвидел!
— Но ведь операторы не виноваты, — загорячился Шишигин. — Бомаршов напутал в сценарии… Молодым надо помогать!
— Продолжим, — сказала машинистка.
— «…Прежде всего мы обеспечиваем их полноценными, доброкачественными, высокохудожественными сценариями», — бубнил Фениксов. — Значит, наши юнцы жалуются на самого Бомаршова?! Что еще им нужно? Толстого Льва им нужно? Продолжаем. «…Активно способствуем интенсивному росту дарований, смело оказываем творческое доверие, поручаем самостоятельные сюжеты, поощряем дерзания и новаторство…» Я всегда против того, чтобы неоперившимся юнцам доверять самостоятельные задания. Студия не может рисковать. Кино не альпинизм! Сообщи же им, чтобы немедленно прекращали съемку и присоединялись к группе Протарзанова. Она будет где-то там, рядом. Вы всё поняли?