Не сбавляй оборотов. Не гаси огней
Шрифт:
— А он не сказал, из-за чего? — Я не был уверен, что хочу услышать ответ.
— Потому что неоновые буквы на вывеске были одного цвета с вашей шляпой, — сказала Кэрол.
Да, спрашивать определенно не стоило.
— Что поделаешь, жар, — я сокрушенно покачал головой. — Должно быть, я заговаривался.
— Не знаю, правда ли это, но Ральф утверждал, что они там, в блинной, чуть не вызвали полицию.
— В самом деле?
— Вы грозились сорвать вывеску голыми руками.
— Правда? Странно, вообще-то я люблю этот цвет.
—
— Что-что? — переспросил я. Мне не хватало амфетаминов, без них я безбожно тупил и не поспевал за ходом беседы.
Кэрол оробела от моего резкого тона.
— Я знаю только то, что мне рассказывал Ральф…
— И что же он рассказывал?
— Он сказал, вы огорчились, что блинная — это не рай. На вывеске написано, что рай, а на самом деле нет. А раз это враки, воскликнули вы, то нельзя оскорблять честный цвет вашей шляпы, используя его в лживой рекламе.
— Да, пожалуй, это в моем стиле. Жаль, я ничего этого не помню.
— И правда забавно, — улыбнулась Кэрол, в ее красивых карих глазах загорелись веселые огоньки. — Мне всегда казалось, что «Блинный рай» — глупое название. Заведение принадлежит бывшему партнеру мистера Хильдербранда, мистеру Грейнджеру. Они вместе купили мотель и ресторан, но так и не сработались — в основном потому, что Грейнджер настоящее ничтожество — и в конце концов разделили бизнес. Теперь, когда рестораном заправляет один Грейнджер, дела там идут неважно. Его никогда нет на месте. Он больше бегает за юбками. Возомнил себя бог знает кем. Вечно заглядывает сюда и приглашает на свидание или выпить, а ведь он женат.
— Но хоть блины-то у них вкусные?
— Буэ-э! — она изобразила, будто ее тошнит, и захихикала.
Мне нравился ее смех.
— Что ж, если это не рай, если еда у них паршивая, а мистер Грейнджер — бабник и гад, то почему бы нам не пойти туда прямо сейчас и общими усилиями не содрать эту вывеску? Во имя борьбы за правду, справедливость, красоту и здоровую пишу. А потом мне останется уладить одно маленькое дельце, и мы сбежим в Бразилию.
Она не выглядела шокированной или оскорбленной, просто поглядела на меня и покачала головой.
— Вы, конечно, можете отказаться…
— Доктор Гасс, боюсь, я вынуждена отказаться.
— Кто же вас вынуждает?
— У меня здесь работа. И дом. К тому же, я вас совсем не знаю.
Этот тройной залп логики сразил меня наповал.
— Вы правы. Вы должны были отказаться, иначе и быть не могло. Наверное, я знал это с самого начала, потому и спросил. Не обижайтесь, это комплимент. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем, при иных обстоятельствах… — Кажется, эффектные уходы уже становятся моей специальностью.
— Смотрите, не наделайте глупостей, — предупредила Кэрол. — На этот раз они обязательно вызовут полицию, и вас посадят.
— Вы про эту райскую вывеску? — я поднял руки, как будто сдаваясь и отказываясь от своих планов. — Не буду, не буду, все равно без вашей помощи
— Вы и вправду чокнутый, — сказала она, снова покачав головой.
Едва выйдя из дверей мотеля, я приметил задние фары «кадди», торчащие между двух пикапов. Лучшая тактика, решил я, не спеша и не привлекая к себе внимания, подойти к машине, запрыгнуть внутрь, и… только меня и видели. Все ловко и оперативно. Кто знает, вдруг они там, в блинной, затаили вражду и только меня и поджидают. Я был уже на полпути к машине, как в морозном воздухе колокольчиком прозвенел девичий голосок Кэрол:
— Про-ща-а-ай!
Я развернулся и сложил ладони рупором:
— Я буду любить тебя вечно!
Она тут же снова скрылась в дверях мотеля. На какое-то мгновенье я и забыл, что она там говорила про работу, дом и свой вынужденный отказ. Мне кажется, она тоже забыла.
Хоть я вчера и двигался на автопилоте, но машину все же запер. Я открыл водительскую дверцу, забрался внутрь и тут же снова ее запер. Мне померещилось, что из окон «Блинного рая» за мной наблюдают десятки лиц. Сиденье было таким холодным, что я невольно поежился. Неудивительно, что лучшими друзьями дальнобойщиков считаются средства от геморроя, радикулита и амфетамины. Ой! Зря я вспомнил про наркоту. Однако вместо того, чтобы полезть под переднее сиденье, я вставил ключ в замок зажигания. Мотор завелся не сразу — вполне естественно на таком холоде — сначала хрипло закашлял, а потом прогрелся и довольно заурчал.
Я так тщательно прислушивался к шуму двигателя, что не сразу заметил двух огромных детин в одинаковых синих комбинезонах и белых футболках, подошедших прямо к моей дверце. Они смахивали на близнецов, вот только у того, что стоял подальше, на лице застыла глупая улыбка, а голубые глаза смотрели отсутствующе. Зато второй, посообразительнее на вид, стучавший в ветровое стекло костяшками пальцев размером с неочищенные грецкие орехи, смотрел сурово и вообще не улыбался. Я прикинул, что вдвоем они успеют оторвать дверцу раньше, чем машина тронется с места, поэтому приоткрыл окошко так, чтобы образовалась тоненькая щелочка, и дружелюбно сказал:
— Доброе утро, джентльмены.
Хмурого гиганта вежливостью было не пронять.
— Чё ты тут ловишь, на стоянке?
— Любовь, — сказал я, незаметно переключаясь на задний ход.
Он присел на корточки и неожиданно широко улыбнулся в окошко.
— Ага, дошло, — громогласно проговорил он, — она, сука-любовь, да?
— Приятно встретить понимающего человека, — сказал я. И мне действительно было приятно… видеть, что он улыбается.