Не сдохнут только одиночки
Шрифт:
– А ты ему доверяешь? – Яростно зашептала я, сбавляя тон до минимума. – Бандитская у него рожа. Где гарантии, что он не продаст девчонок в рабство или не продолжит эксплуатировать в этом мерзком занятии?
– Гарантий нет… – Призадумался Петренко.
– Власти уже, как таковой – тоже. Все держится на чистом энтузиазме таких, как вы с Чумаковым! – Вспомнив о лейтенанте, я испытала болезненный укол… – Сам говоришь, криминал попрёт изо всех щелей!.. Ну нельзя оставлять там девчонок одних, безоружных. Возможно, голодных. Душа болит, – почти взмолилась я, по собачьи, жалобно глядя в глаза сержанту.
– Вошла во вкус "спасательства"? – Изумленно взглянул на меня Петренко. – А еще вчера эта девушка притворялась кухонным креслом в ответ на стук в дверь.
– Да иди ты! – Не сдержалась я. И болезненно ткнула пальцем сержанта в плечо. – Вот сам потом будешь жалеть, ночами не спать. Подумай, ну кому они нужны? Целый дом баб! Одни, в деревне.
Вывернувшись из моих "цепких лап", сержант скрылся в туалете. А я осталась, не солоно хлебавши, в растерянности, под дверью.
"Что с нами будет дальше – ума не приложу, – с тоской подумала я и отправилась восвояси, оставив Петренко в уединении. – Пускай, посидит, обдумает все как следует… А когда напряжение спадёт, вернёмся к этому разговору".
***
Ровно в восемь утра ожил домофон, взбудоражив сонную Аллу и Аликмеда, задремавшего в кухонном кресле.
Хмурые патрульные, едва появившись на пороге, мгновенно потянули носом.
– Кофе как пахнет! – Мечтательно пробубнил высоченный блондин, похожий на витязя из русских сказок. И скосив око на здоровенную чашку капучино в моих руках, изобразил скорбное лицо. – А мы всю ночь на ногах – ни маковой росинки во рту не было.
Мысленно я закатила глаза так, что, казалось, они уставились прямо на Алика, неловко развалившегося в кресле за моей спиной, явно непредназначенном для его тучной комплекции: "Прямо проходной двор какой-то… Пора открывать доходный дом и кафешку при нем. А за простой брать съестными припасами и прочим продовольствием. Ибо если и дальше все покатится такими темпами, то деньги вообще потеряют свою актуальность".
Нехотя выйдя из сортира, Петренко окинул недовольным взглядом оперативников:
– Ну, где вас носит, ребята? Я уже час, как должен дрыхнуть дома.
– Дааа, форс-мажор, будь он неладен, – махнул рукой богатырь в полицейской фуражке. – Пока определили в обезьянник шпану, обнёсшую супермаркет. Пока довезли до больницы одного из них… Поранился стеклом, громя витрину, подлец эдакий. В травмпункте нас развернули на самом пороге, сказав, что царапины нужно мазать зеленкой, а не "носить ко врачу"… А у них сейчас есть дела поважнее, цитирую: "Раненных по своей же глупости гопников". В общем, пришлось своими силами промывать рану, накладывать повязку. И только мы собрались выдвигаться за вами, как парень вдруг скуксился – стал буянить и жаловаться, что кровь не останавливается. Орал что-то про полицейский произвол, отчего под окна кутузки пришло два трупа… Хорошо, что на месте оказался Сергеич…
– Местный судмедэксперт, патологоанатом и просто забавный дядька, – вполголоса пояснил мне Петренко.
– Так вот он предложил шпанёнку его рану зашить, потому как та оказалась глубокой и действительно кровила безбожно… А обезболивания-то и нет. Гопник, чтоб не ударить лицом в грязь перед "коллегами по цеху" отказываться от возможности не стал… Но еще не знал толком, что ему предстоит. Короче, такого ора Сергеич никогда в своей жизни не слышал. Он-то привык работать исключительно со смирными клиентами… И сделав неудачный стежок, отхватил ногой, простите, в рожу. Как итог, судмед без сознания – "брык" на пол и затих. Гопник, все еще теряющий кровь, медленно, но верно, тоже начал заваливаться. Из ноги иголка торчит. Видя, как он бледнеет на глазах, снова повезли парня в "травму". Пока оформили, затем наложили швы, прошел еще час. Так и живем. – Развел руками "детина". – Отлеживается сейчас в КПЗ. Сергеич с фингалом сидит в машине – ждет, пока мы возместим ему моральный ущерб. А именно, отвезем домой… Такие дела…
– На улицах сегодня вообще не спокойно. – Махнул рукой второй патрульный. – Двенадцать вызовов за ночь. В основном, по части взбесившихся трупов. Особенно жаль девчонку, в квартиру которой ворвался пьяный сосед. Она его знала и зачем-то открыла дверь. Подумала, наверное, что требуется помощь. Да прогадала – добрая душа… Наряд вызвала бдительная бабуля, живущая этажом ниже. Услышала крики и топот. Заподозрила неладное… Приехали мы, а там два трупа. Ходят еле-еле… синюшные, вонючие, аж жуть!.. А самое главное – погибла девица от ножевых ранений. Ни укусов на ней, ничего… А все равно превратилась после смерти. И мучителя своего, спящего рядом пьяным сном, загрызла. Так-то…
– Началось, – привалился к стене сержант, уставившись на меня. – Живые люди становятся опаснее мертвых. Чувствуют безнаказанность. Всегда, как наступят черные времена – войны, эпидемии, голод – непременно вылезают всякие упыри, типа этого… Хорошо, если просто обворуют или изнасилуют! Но они же убивают! Кровушки хочется… – С отчаянием в голосе воскликнул сержант. – В городе скоро станет совсем небезопасно… Да и вблизи городов тоже. Нужно что-то решать. – Взглянул он на товарищей. – Если военные не подключатся, будет "хана". Всякая погань совсем страх потеряет. Что там решило их начальство насчет долгосрочного сотрудничества?
***
Надо ли говорить, что после того рассказа, Петренко не отпустил Аллу в деревню?
– Молодая девица. Красивая. Да первый же отморозок изнасилует ее и убьёт…
Присмотревшись к Аликмеду получше, проницательный сержант все же сделал свои выводы:
– Мутный тип. Стойкое ощущение, будто что-то он не договаривает… И Алла от него щемится. Ловит буквально каждый взгляд…
Оперативники уже спустились вниз, позвав за собой быстро собравшегося Алика. А вот Алла ненадолго застряла в комнате задумчивости:
– Столько чая выдула! – Простодушно воскликнула она, и рванула по коридору. При этом Аликмед, теряя Аллу из вида, задержал на ней взгляд пронзительно-черных глаз. Как будто прикидывая, что она может выкинуть.
Не укрылось это обстоятельство и от взора сержанта. Подкараулив ее у туалета, он напал на нее с расспросами:
– Давай, колись, подруга. Кто тебе Алик?
– Да просто знакомый, работаем вместе – насупилась она.
– Не глупи, дурёха. – Послышался шёпот Петренко. – Мы тебе помочь хотим. Я же знаю, что делают с барышнями в таких заведениях, где вы с Аликом трудитесь. Признавайся, он тебя бил? А паспорт твой при тебе или отняли?
В буквальном смысле, загнанная в угол Алла горько расплакалась:
– Да вы не понимаете! Они меня убьют, если я не вернусь… Алик сам найдёт и убьет. И вообще, куда я теперь, когда на улице "эти люди"?! Нечисть не убиваемая, – запричитала она.
– Да никто тебя не тронет, – успокоил девушку сержант, осторожно, как фарфоровую статуэтку, держа ее за руку. – Ну вот просто поверь! Сколько таких Аликов мы перевидали – не счесть! Запугивает он вас, девок, чтобы вы на него не заявили.
И усадив ее на пуфик в прихожей, аккуратно откинул прядку курчавых волос с ее заплаканного лица: