Не сегодня — завтра
Шрифт:
— По ночам мы встречались в дюнах. У него не хватало опыта, я тоже мало соображала. На самом деле все было ужасно: кругом один песок и еще этот страх, что нас увидят. Потом все изменилось. У всех появились свои друзья и подружки, и мы перестали общаться. Один год я вообще не ездила туда. Мы с подружкой прокатились автостопом по Европе. Но потом я снова приезжала каждое лето. Иногда только на несколько дней. Старые друзья и сейчас там встречаются. Некоторые сами стали жандармами, женились и завели детей, которые играют вместе. Вот так.
Она спросила Андреаса, когда он впервые влюбился. Андреас ответил, что это было давно, он почти не помнит.
— А куда мы вообще едем? — спросила Дельфина, когда они проехали Базель.
—
— А что там делать? Хоть есть на что посмотреть?
Андреас пожал плечами. Сказал, что там красиво.
Чем ближе они подъезжали к деревне, тем меньше он был уверен, что ему стоило ехать, да еще брать с собой Дельфину. Он сам пока не знал, чего хочет. Навестить брата, сходить на могилу родителей, быть может, увидеться с Фабьен. А потом? После продажи квартиры у него хватит денег, чтобы прожить год-два. Но хотел ли он действительно вернуться в деревню? Он подумал о рыбах, которые возвращаются к родным местам, чтобы умереть. Или чтобы отнереститься? Или и то и другое? Он уже не помнил.
А что, если Дельфина вправду забеременеет? Андреас никогда особенно не предохранялся. Долгое время он думал, что бесплоден, пока Надя однажды не призналась, что забеременела от него и сделала аборт. Она сказала это своим безразличным тоном, который исчезал у нее, лишь когда речь заходила о политике или бывшем муже. Казалось, она даже не подумала о том, чтобы предложить Андреасу сохранить ребенка, и в глубине души Андреас был рад, что она избавила его от необходимости принимать решение. Если память не изменяла ему, Надя говорила не о ребенке, а о своем положении. Тогда его сильно расстроило не то, что ребенок никогда не появится на свет, а то, с какой легкостью он сам принял новость. Он уже давно не верил, что его жизнь когда-нибудь поменяется. Однажды, давным-давно, он выбрал путь и пошел по нему, и возвращаться было некуда. Даже сейчас, когда он от всего отказался, ему представлялось, что есть лишь один-единственный верный путь. То чувство свободы, которое было у него в молодости, исчезло. Казалось, теперь все уже решено. И даже ребенок не в силах что-либо поменять. Ему следовало думать о том, что сказал врач: нет никакого смысла говорить о шансах. Есть только или — или. Люди рождаются и умирают. Либо это происходит, либо нет. По сути дела, никакой разницы.
Он взглянул на Дельфину, которая молча сидела рядом, закрыв глаза. Ему стало интересно, о чем она думает, что видит во сне. Что снилось ему в ее возрасте? Он подсчитал. Тогда он уже год жил в Париже.
Андреас свернул с шоссе раньше, чем нужно, и они поехали по проселочной дороге мимо небольших крестьянских деревушек из нескольких дворов, ресторанчика и иногда церкви. Дорога шла все время прямо по широкой долине. Лишь изредка навстречу им попадались машины, а один раз проехал парень на тракторе с прицепленной косилкой. Слева и справа от дороги были поля и луга с яблоневыми садами. Стояла послеполуденная жара. Андреас хорошо помнил эти почти праздничные часы, когда опускалась жара и воздух становился таким же неподвижным, как земля. Все погружалось в светлое марево, и тени расплывались. Даже в лесах все замирало, и малейший хруст был похож на потрескивание огня.
Они переехали через мелкую речушку. Русло ее давно спрямили, поэтому по долине она текла ровно. Андреас остановился у старого крытого деревянного моста.
— Что случилось? — спросила Дельфина.
— Хочу ноги размять, — ответил Андреас.
Когда он был маленьким, проселочная дорога проходила по этому мосту, сказал он. Теперь по нему никто не ездит. Они подошли к мосту. Дельфина взяла Андреаса за руку, но через несколько шагов отпустила ее.
С другой стороны были поросший лесом обрыв и заброшенная гостиница, бывшее здание таможни. Когда проезд по мосту закрыли, здесь обосновался небольшой
— Долго еще ехать? — спросила Дельфина.
Андреас показал на видневшийся вдалеке холм:
— Мы будем там через четверть часа. Вон она деревня.
— А зачем тебе туда?
— Я десять лет здесь не был. Тут живет мой брат. И несколько старых друзей.
— Ты что, хочешь познакомить меня с семьей? — спросила Дельфина, рассмеявшись.
Дверь гостиницы распахнулась, и на пороге показалась старуха. Она стояла в дверях и подозрительно поглядывала на непрошеных гостей. Андреас и Дельфина развернулись и пошли обратно к машине.
— Поехали? — спросила Дельфина.
Андреас немного помедлил, потом завел мотор.
В четыре часа они добрались до деревни. В промышленном районе, занимавшем большую часть долины, появилось несколько новых зданий, но в остальном за последние годы почти ничего не изменилось. Его поразило, насколько хорошо он все помнит. Правда, воспоминания не подкреплялись чувствами. Когда Андреас вспоминал юность, ему казалось, он листает страницы чужой биографии, рассматривает иллюстрации, не имевшие к нему никакого отношения.
У большого продуктового магазина в преддверии национального праздника торговали пиротехникой, разложенной на деревянном столе. Андреас припарковался за отелем, построенным в семидесятых как часть конгресс-холла. Во время учебы он подрабатывал здесь ночным портье. Тогда здание казалось ему шикарным, теперь — маленьким и убогим. Внутри было темно и прохладно. У стойки регистрации не было ни души, и, после того как Андреас позвонил, еще долго никто не появлялся.
В номере пахло сигаретами и одеколоном. На полу лежал толстый коричневый ковер, а на окнах висели плотные оранжевые занавески.
Андреас открыл окно и выглянул на улицу. Увидел подножье холма, красную крышу протестантской церкви, повышенную школу,[13] в которую ходил три позабывшихся года. Закрыл окно и задернул занавески. Свет почти не проникал в комнату. Дельфина легла на кровать, не снимая покрывала. Андреас прилег рядом.
— Если хочешь, я покажу тебе деревню. Но сейчас слишком жарко, — сказал он. — Можем пойти в бассейн.
— А ты хочешь?
— Там наверняка будет много детей. При такой-то погоде. Мы всегда на пруд купаться ездили. Здесь поблизости много прудов.
— Я бы хотела немного отдохнуть, — сказала Дельфина.
Он поцеловал ее. Она сказала, что ей здесь уже тоскливо, она не знает почему. Она ведь еще ничего не видела.
— Здесь все доведено до совершенства, везде так чисто и убранно. И кажется немного миниатюрным. Как будто построено для карликов.
— Швейцарцы выше французов, — ответил Андреас.
Они молча лежали рядом. Через некоторое время дыхание Дельфины стало глубоким и ровным. Вероятно, она заснула.
Андреас вспомнил, как проводил лето в детстве. Увидел, как лежит под деревом в родительском саду и читает книжку. Как едет на велосипеде к реке. Прыгает с камня на камень по почти высохшему руслу, падает и встает. Потом он лежал на холме у края леса в высокой траве и не знал, как попал туда. Огонь горел едва зримыми, залитыми солнечным светом языками пламени. Едкий дым, запах, звуки леса. Прогулки в одиночестве или с семьей, и все время эта усталость и тяжесть, проходившая лишь на закате дня. Долгие вечера в открытом ресторане, на краю леса или на пруду. Пикники, продолжавшиеся до тех пор, пока не становилось холодно, и ночные спуски с холмов на велосипеде. А потом на улице, перед родительским домом, бесконечные разговоры о любви, жизни, Боге и мире. Планы на будущее. Тогда мир был огромным и полным всяких возможностей.