Не сегодня — завтра
Шрифт:
— Она развелась. У нее трое детей.
— Она же была такой верующей.
— Да, но это прошло.
Андреас сказал, что некоторое время встречался с Беатрис. Однако она была такой зажатой, что он быстро расстался с ней.
Фабьен рассказала, как однажды Беатрис заявила, что больше не любит мужа. И не хочет проводить остаток дней с тем, кто ей безразличен. Андреас сказал, это — смелый шаг. Он от нее такого не ожидал.
— Все думали, у нее появился другой. Но она живет одна. И ей, похоже, нравится.
К ней часто приезжает деверь и хочет поговорить, но она не знает, что сказать ему. Никто
— Я в вечную любовь не верю, — признался Андреас.
Фабьен помолчала. Казалось, она размышляет. Потом сказала, что у них с Мануэлем бывали ссоры. Двадцать лет — долгий срок. Но, так или иначе, они всегда мирились. Андреас не мог представить себе супружескую ссору Фабьен — что она повышает голос, начинает ругаться. Не мог представить ее удрученной, грустной или раздраженной.
— Одно время мне было очень плохо, — сказала она. — Десять лет назад. Я уехала отсюда и вернулась во Францию, к родителям. Мануэль был очень мил. Звонил каждый день, справлялся, как я себя чувствую, и говорил, что Доминик скучает по мне. И я тоже по ним скучала. Через десять дней приехала обратно.
— Почему?
Фабьен промолчала. Посмотрела на Андреаса так, словно он сам должен знать причину. Снова встала и пошла в сад. Андреас двинулся следом. Ветер улегся, и солнце скрылось за облаками. Газонокосилка больше не шумела, стало очень тихо. Те немногие звуки, которые еще можно было расслышать, раздавались близко и чрезвычайно отчетливо, словно в закрытом пространстве. Фабьен сняла кроссовки и босиком пошла по лужайке. У нее на щиколотке Андреас заметил цепочку, это не шло ей. Фабьен выключила дождевальную установку и собрала с клумб садовые инструменты. Потом взглянула на край леса, словно чего-то ожидая.
— Ты видел фотографии в доме?
Андреас сказал, его удивило, что у них на стенах нет картин, а одни семейные снимки.
— Это хобби Мануэля, — сказала Фабьен. — У него их, наверно, несколько тысяч. Он нас постоянно снимает. Доминика. Когда тот болеет. И даже когда спит.
У него есть видеокамера, сказала она. Включает ее при первой же возможности. Недавно начал перегонять видеокассеты на DVD. Кассеты, которые они еще ни разу не просматривали. Она слегка улыбнулась. Сказала, иногда Мануэль кажется ей совсем чужим человеком, несмотря на то что они уже так долго знакомы. На самом деле, чем дольше она знает его, тем более чужим он становится. Фабьен робко рассмеялась.
— Я ни разу не жил с женщиной, — сказал Андреас. — Не знаю, что это такое.
Они вернулись к дому. Фабьен убрала садовые инструменты и спросила, не хочет ли Андреас еще пирога. Он покачал головой, и ей как будто стало легче. Она отнесла грязные стаканы на кухню и вымыла их. Андреасу вспомнились детективы, в которых преступники тщательно заметали следы и все же обязательно что-нибудь забывали: окурок или носовой платок.
На лестнице горел тусклый свет, а воздух был настолько плотным, что Андреасу казалось, они движутся под водой. С улицы доносились раскаты грома — долгое, неторопливо затихавшее грохотание. Фабьен села на ступеньку. Она утратила всю свою бодрость и выглядела изможденной. Андреас стоял и смотрел на нее. Она спросила, сколько времени.
— Полпятого.
— Мануэль наверняка скоро вернется.
Андреас сел рядом. Некоторое
— Началось это после рождения Доминика. Все прошло замечательно. И потом было хорошо. Он оказался спокойным ребенком и редко болел. Наверно, я бы меньше боялась, если б знала причину.
Когда оса залетела Доминику в рот и ужалила, когда Мануэль упал с подвальной лестницы и порвал связки, она тоже испытывала страх. Но она знала, что делать, оказывала первую помощь, поехала с Мануэлем к врачу. Тот страх, о котором она говорит, куда более распространен, это — чувство отчужденности. С Мануэлем и Домиником ей порой становится не по себе. Когда они спускаются в подвал и что-нибудь мастерят или отправляются на рыбалку, ей в голову лезут самые нелепые мысли. Вся их жизнь, дом, фотографии на стенах. Иногда ей чудится, что дом сгорает или происходит еще какое-нибудь несчастье, какая-нибудь катастрофа, и в этих грезах она чувствует себя свободнее. Андреас спросил, говорила ли она об этом с Мануэлем. Фабьен покачала годовой:
— Что мне ему сказать?
У него для нее кое-что есть, признался Андреас. Вынул из сумки книжку и протянул ей.
— Что это?
— Коротенькая история. Ты не знакома с этим автором?
— Первый раз слышу.
— Прочти ее, — сказал Андреас. — Может, она тебе что-нибудь напомнит.
— Сколько ты пробудешь здесь?
— Еще немного пробуду. Я позвоню тебе.
Гроза так и не разразилась. Облака прошли мимо, лишь на востоке небо еще оставалось темным — словно уже начало смеркаться. В отель Андреас вернулся в пять. Дельфины не было. Никакой записки она не оставила. Он позвонил ей на мобильный, но там сработал автоответчик. Он подождал ее в номере. В семь она еще не вернулась. Андреас включил телевизор. Показывали какой-то сериал, он пытался было следить за сюжетом, но все персонажи походили друг на друга, и вскоре он перестал понимать что к чему.
В половине восьмого пришла Дельфина. У нее были мокрые волосы, под мышкой она держала пакет. Андреас сильно разозлился. Спросил, где она была и почему не оставила записки. Дельфина ответила, что не знала, когда он вернется. Не думал же он, что она целый день просидит в номере.
— Могла бы хоть мобильный включить.
— Он за границей не работает.
Андреас еще раз поинтересовался, где она была. Она ответила, что ходила гулять. Общалась с ребятами в открытом ресторане. Среди них был ночной портье. Она спросила его, где в деревне можно весело провести время. Нигде, ответил он.
— Они расспрашивали меня, откуда я и что здесь делаю, и мы немного поболтали.
Ребята сказали, что поедут купаться на пруд. Предложили Дельфине поехать вместе.
— И ты поехала с совершенно чужими людьми?
— В этом нет ничего страшного. Они были очень любезны. Французский у них хромает, но, так или иначе, понять друг друга можно всегда.
Дельфина отправилась в ванную развешивать вещи. Андреас пошел за ней. Сказал, ей надо поторопиться.
— Я заказал столик на восемь. До Нижнего озера полчаса на машине.