Не смотри в глаза пророку
Шрифт:
Но уже другой голос и другой страх сидели внутри Егора, и они-то нашептывали ему, что нельзя здесь больше задерживаться. Пока есть возможность улизнуть, пока его не остановили подпиской о невыезде или, упаси бог, откровенным пленением, он должен позаботиться о себе сам. Прессе только доверься, потом не будешь знать, как отмыться. И ссориться с могущественной структурой не хотелось. Поэтому – ходу, благо на дороге никто не стоит и небо над Москвой чистое.
Егор шагнул к дороге и поднял руку, завидев идущую на небольшой скорости легковушку. Но та была набита до отказа и проскочила
«Надо было идти на проспект, – подумал Егор, – оттуда быстрей бы уехал».
Он закурил, ожидая следующую машину. И когда увидел быстро приближающийся «БМВ», призывно выставил руку.
«БМВ» сбросил скорость, подрулил к Горину и остановился.
Егор, глянув по сторонам, отшвырнул окурок, склонился к приоткрывшемуся окну.
– В «Шереметьево», – сказал он. – Только быстро. Плачу двойную цену.
– Вообще-то, я домой, – ответил водитель, плотный мужчина средних лет. – Но если двойную… Подожди, я багажник открою.
– Да я и так доеду, – запротестовал Егор.
Но водитель уже вышел из машины и подошел к заднему капоту.
– Кидай свою сумку, – сказал он.
Горин подошел к нему, снял с плеча сумку. Положил ее в багажник, чуть согнувшись вперед. Водитель в это время сунул в рот сигарету и потянулся в карман за зажигалкой. Егор увидел, как он достал из кармана руку с каким-то продолговатым предметом, гораздо большим, чем зажигалка, но удивиться не успел. Ибо водитель ткнул этим предметом ему в шею, Егора пронзила парализующая боль – и это было последнее, что он почувствовал.
Неожиданное спасение
Пришел в себя Егор через двадцать минут. Время он установил, покосившись на часы. Однако поднести руку к глазам не смог. Руки его были прикованы наручниками к подлокотникам кресла, а само кресло, массивное, на стальной раме, было установлено посреди грязной пустой комнаты без окон, освещенной яркой лампочкой.
«Не успел, – с удивившим его самого хладнокровием подумал Егор. – Сволочь-водитель…»
То, что не в водителе было дело, он понимал, но пока не стал дальше развивать эту тему. Рано или поздно все откроется.
Он попытался определить, где он находится. Понятно, что где-то в пределах МКАДа. За двадцать минут его не могли увезти далеко от Кутузовского проспекта. Что, конечно, радовало, поскольку в городе больше шансов на спасение. Но это в том случае, если он сумеет выбраться из этой комнаты. А как из нее выбраться, Егор не имел ни малейшего представления.
Напрасно он дергал руками, пытаясь найти слабое место в креплении подлокотников. Должно быть, они прошли предварительные испытания на прочность, иначе его не доверили бы попечению одного лишь кресла, оставив без какой-либо видимой охраны.
Он перестал напрасно выламывать себе кисти рук и напряг слух, чтобы среди полной тишины уловить что-нибудь, относящееся к его местоположению. Ну там шум котельной или гул метрополитена. Скорее всего, он находился в каком-то подвальном помещении, учитывая замкнутость своей камеры и специфическую вонь, отдающую пылью и плесенью.
Но увы, этим открытием спустя несколько минут Егор пока и ограничился.
Попутно он анализировал свои ощущения.
Егор усмехнулся, снова удивляясь своему неуместному хладнокровию. В чем нельзя было сомневаться, так это в том, что его отпустят не скоро. Время предварительных разговоров, насколько он понимал, прошло, и теперь пришел черед некоторых требований, отказ от которых грозил ему если не смертью, то определенными лишениями и, возможно, истязаниями.
Последнее соображение было не из приятных. Если в его положении вообще что-нибудь могло быть приятным. Детдомовская закалка позволяла проявлять Егору незаурядную стойкость во многих житейских испытаниях, где было место и уличным стычкам, и нахрапу бандитов, и борьбе за кусок хлеба. Но как вести себя в данной ситуации, он, вопреки богатому жизненному опыту, не знал. В книгах герой, проявляя чудеса ловкости и отваги, освобождался от наручников, побивал всех негодяев и благополучно спасал себя и мир. Здесь же об этом и думать было смешно. Дай бог, чтобы не придушили, как котенка. А там уж – как сложится.
Но на всякий случай Егор выработал нечто подобное на стратегию защиты. Первое: ни в чем не признаваться. Второе: начисто отказываться от наличия у него каких-либо необыкновенных способностей, кроме способности написать приличную книгу за месяц, максимум, полтора. Третье: нажимать на свое знакомство с сильными мира сего, которые, без сомнения, бросят на его поиски все имеющиеся в их распоряжении силы. И четвертое: тянуть время как можно дольше. Существовала надежда, что его и вправду скоро начнут искать и любое затягивание времени в отношениях с похитителями даст ему дополнительные шансы на освобождение.
Рассортировав в голове вышеозначенные пункты, как боезапасы перед боем, Егор сел ровнее, закрыл глаза и постарался отрешиться от этого подвала. Теперь вся его надежда заключалась в том, что он когда-нибудь сможет выйти отсюда целым и невредимым.
Но отрешиться не удалось. В ноздри лезла подвальная вонь, и мысли сами собой обращались к настоящему.
В принципе, доводить дело до того, что ему начнут загонять под ногти иголки, Егор не хотел. Если он будет поставлен перед жестким выбором, ему ничего не останется делать, как пойти на попятную. Не в его положении, в конце концов, диктовать условия. А он хотел просто жить и писать свои книги.
Но, если он попал в руки каких-нибудь маньяков, ждать можно всякого.
Прошло уже пятнадцать минут с тех пор, как он очнулся. Часы показывали половину одиннадцатого, а за ним никто и не думал приходить.
«Психологическая обработка, – решил Горин, стараясь не терять спокойствия. – Ждут, когда я начну кричать и обещать все исполнить, лишь бы меня отсюда выпустили. Возможно, так оно скоро и будет».
Он не успел додумать свою мысль, как послышались громкие шаги и двери распахнулись от сильного толчка.