(Не) Сокровище капитана
Шрифт:
Я чуть шевельнулась — так, чтобы рука с пистолетом легла вдоль бедра Джека. Помедлила, решаясь — выстрел наверняка обожжет и меня, а я боялась боли — и все же нажала на спуск. Курок безобидно щелкнул — видимо, порох в заряде отсырел, пока оружие лежало на полке в салоне. Почему, ну почему я не перезарядила его! За две минуты Роджерс бы не успел перепилить оковы!
Джек расхохотался. Цепь впилась мне в горло, заставив хватать ртом воздух.
— Знаешь, в чем главная добродетель женщины? — прошипел он, и я едва разобрала его слова за звоном в ушах. — Покорность.
— Если ты меня задушишь… — просипела я.
— Ну что ты, милая. Пока ты нужна мне живой.
— Отпусти девушку, — повторил Генри. — Тебе нужен я, а не она.
— А кто станет свидетельствовать, как я спас невинную овечку от злого пирата?
Он ослабил цепь, и я смогла, наконец, вдохнуть. Воздух прошелся по горлу, точно наждак, я закашлялась, снова едва не повиснув на цепи.
— Достань записку и порви. — Он сдвинул одну руку так, что палец лег мне на веко. Надавил — пока не сильно, но все же у меня перед глазами замелькали разноцветные пятна. Губы снова коснулись кожи за ухом. — Жаль будет, если такая красавица окривеет. А то и вовсе ослепнет…
Я ухватилась за запястья Джека над кандалами, словно пытаясь оторвать его руки.
— Да хрен тебе! — просипела я, мысленно нащупывая локтевой нерв и посылая импульс дальше, в плечевое сплетение.
Джек заорал, дернувшись — я едва успела отвернуть голову, чтобы в самом деле не лишиться глаза. Вцепившись в цепь, повисла на ней всей тяжестью. Руки Джека, на несколько мгновений потерявшие чувствительность, разогнулись, и я выскользнула из его хватки.
В тот же миг Генри рванулся к нам. Отшвырнул меня в сторону и опрокинув Джека на пол, начал душить. Я зажмурилась и закрыла уши, чтобы не видеть, как синеет лицо, не слышать предсмертных хрипов.
Сильная рука вздернула меня на ноги. Я заглянула в лицо Генри и мигом забыла все, что хотела сказать.
Глава 29
— Падаль — за борт, — велел Генри влетевшим в дверь матросам. — Леди сопроводите в ее каюту, поставьте караул. И смотрите мне!.. Годфри — две дюжины кошек за то, что уснул на посту.
— Он не виноват! — вклинилась я и съежилась под яростным взглядом.
— Впрочем, подождет до утра. Этого, — жест в сторону зашевелившейся Краун, — в мою каюту. — Он жестко усмехнулся. — Поговорим.
В дверях я, не удержавшись, оглянулась на тело человека, которого совсем недавно любила. И этот взгляд не укрылся от Генри. Лицо его стало вовсе каменным, и мне снова захотелось воскликнуть: «Это вовсе не то, что ты подумал!» Джек заслужил смерть, но сейчас, когда во мне, возможно, зрела новая жизнь, трудно было не задуматься — как долго создавать жизнь и как легко ее отнять. А еще — как так получается, что из детишек с ясными глазами вырастают отъявленные мерзавцы? Удастся ли мне уберечь своего ребенка от подобной участи? Но сейчас было не время и не место говорить об этом. Потом. Когда я успокоюсь. Когда Генри остынет… если он остынет.
А если нет?
Что ж, едва ли он вышвырнет меня за борт. В худшем
Странное дело, еще каких-то полмесяца назад перспектива выживать в одиночку в незнакомом месте довела бы меня до паники, а сейчас… страшно, конечно. Но не настолько, чтобы падать в ноги и умолять о прощении на любых условиях.
И все же лучше бы Генри меня выслушал.
Занятая своими мыслями я не заметила, как капитан исчез, и его место занял лорд Коннор. Я запоздало вспомнила, что собиралась навести порядок в операционной. Что же делать? Самой мне лучше сейчас не оспаривать распоряжения капитана, а тихо удалиться в свою каюту и ждать, пока гнев Генри утихнет
— Лорд Джеймс, пожалуйста… — начала я. Он нахмурился, и я торопливо добавила: — Пошлите кого-нибудь промыть и просушить инструменты в операционной. Кровь портит их так же, как портит добрый клинок.
На его лице промелькнуло удивление.
— Хорошо, леди Белла.
— И еще, насколько мне известно, находясь под арестом, член экипажа не может исполнять свои обязанности…
— Это так.
— И все же утром пришлите ко мне раненых — тех, на кого сегодня не хватило дара. Они не виноваты в моих ошибках.
— Это будет решать капитан.
Я кивнула. Впрочем, можно было не гадать — как бы ни злился на меня Генри, жизнь его людей для него дороже любых обид.
Войдя в свою каюту, я запалила свечу. Передернула плечами — по спине пробежал озноб запоздалого страха. Следом пришла усталость, повисла на ногах не хуже чугунных гирь — оказывается, короткого отдыха хватило, чтобы восстановить дар, но не силы.
Я выложила на стол признание Джека, разгладила бумагу ладонью. Надо бы придавить чем-нибудь тяжелым, чтобы распрямилась — но даже пара шагов к сундуку, на котором лежали книги, сейчас показалась мне непосильной. Я скинула платье и нижние юбки на дверцу шкафа-кровати, распустила корсет, застонав — сдавленная весь день грудь, освободившись, нещадно заныла. И ноги разболелись. Избавившись от подвязок, я плюхнулась на постель и больно ушиблась о что-то твердое. Кувшин, обернутый в полотенце. Ругнувшись, я смахнула его на пол.
Надо было встать, убрать из-под себя подушку или отворить и вторую дверцу и лечь нормально, но силы кончились. Я опрокинулась на спину, задрала ноги на стенку шкафа. На какое-то время простая телесная радость — избавиться, наконец, от всего, что мешало и давило, вытянуться — вытеснила все тревоги сегодняшнего дня. Как бы не уснуть прямо так, пятками в потолок, разум, утомленный чужими страданиями и собственными страхами, норовил ускользнуть в сон. Едва я решила, что совесть моя чиста и не помешает спать, а как объясняться с Генри, я подумаю утром, на то оно и мудренее вечера, отворилась дверь.