Не спите, Иможен! Наша Иможен
Шрифт:
— Вы просто прелесть, Джерри, но, к несчастью, мозгов у вас не больше, чем у моего щенка Плум–Пудинга!
— Не понимаю…
— Если меня выгонят из Пембертона, а уж тем более за встречи с вами, можете не сомневаться — родители ушлют меня куда–нибудь к черту на рога, а ваши позаботятся, чтобы вы уехали в противоположном направлении!
— Верно! Об этом я совсем не подумал…
Элисон ласково потрепала возлюбленного по щеке.
— Не очень–то вы привыкли ломать голову, a, darling?
Джерри вскочил.
— Может, это из–за того, что я чересчур много думаю о вас? — обиженно
Иможен сидела у себя в комнате. Она нисколько не жалела, что так круто обошлась с Элисон Кайл (в конце концов, время от времени этим юным индюшкам из богатых семей надо показывать, что не вся земля у них в услужении), но охотно признавала, что, пожалуй, выбрала не лучший подход к педагогике. Впрочем, это не имело особого значения. Иможен приехала в Пембертон не для того, чтобы заново сделать карьеру, а в надежде разоблачить убийцу Нормана Фуллертона, просившего ее о помощи. Мисс Мак–Картри опустилась в кресло и стала мысленно перебирать всех преподавателей Пембертона. Кейта Мак–Дугала и его жену она тут же вычеркнула из списка подозреваемых. Ни у того, ни у другой не хватило бы пороху, оба больше всего боятся скандала, а именно к этому и привело убийство преподавателя… Нет, обоих можно спокойно отбросить.
А насчет остальных… Поглупевший, как все влюбленные, Дермот Стюарт, похоже, просто не способен думать ни о ком и ни о чем, кроме этой гусыни Флоры Притчел. Последняя тоже явно никуда не годится — она умеет только совершенно по–идиотски хихикать, чем доводит мисс Мак–Картри до исступления. Гордон Бакстер, судя по всему, интересуется исключительно спортом. Мисс Уайтлоу похожа на преступницу, но одного этого мало, и даже, наоборот, пожалуй, внешность свидетельствует в ее пользу, поскольку злоумышленники крайне редко выглядят отталкивающе. Тем не менее Иможен пообещала себе как можно больше узнать о прошлом преподавателя физики и химии.
Оставались Морин Мак–Фаддн и Оуэн Риз, оба — сплошное очарование… Но именно то, что Морин и Оуэн казались такими симпатичными и всячески выказывали Иможен дружеские чувства, особенно настораживало шотландку. Вне всякого сомнения, они любят друг друга. Может, Фуллертон, пока неизвестно каким образом, помешал этой любви? Допустим, Риз убил соперника, а Морин его покрывает? А кроме того, не надо забывать об этом грубом животном О'Флинне. Буйная кельтская кровь запросто могла толкнуть его на убийство. И если бы Фуллертона нашли здесь, в колледже, с разбитой всмятку головой или удавленным, Иможен без колебаний указала бы полицейским на ирландца, но удар кинжалом в спину… По правде говоря, при всей своей враждебности к математику мисс Мак–Картри признавала, что это никак не вяжется с его характером.
Морин Мак–Фаддн, тихонько постучав, просунула голову в щель и вежливо спросила, не помешает ли она Иможен и может ли зайти поболтать. Мисс Мак–Картри с улыбкой ответила, что очень рада гостье, и тут же рассердилась на себя за избыток радушия: не стоит поддаваться чарам учительницы французского языка!
— Мисс Мак–Картри, мне хотелось сказать вам наедине, как меня восхитили все ваши подвиги! Всего за несколько часов вы так много успели…
Как ни старалась Иможен держаться начеку, лесть всегда приятно щекотала ее самолюбие. А эта Мак–Фаддн к тому же казалась совершенно искренней.
— Вы слишком добры ко мне, мисс… По–моему, я, наоборот, вела себя ужасно глупо…
— Ничуть! Элисон Кайл давно заслуживала пощечины, а скотина О'Флинн поделом схлопотал полную тарелку яичницы! Так что ваши поступки более чем целительны для атмосферы колледжа, мисс Мак–Картри!
— Вряд ли с вами согласен мистер Мак–Дугал!
— Не важно! Мы все поддержим… я имею в виду Оуэна Риза и себя… На других особенно рассчитывать нечего… Элспет Уайтлоу ненавидит весь мир… Гордон Бакстер помешан на беге и крикете… Дермот Стюарт не видит никого и ничего, кроме Флоры Притчел, а Флора думает только о себе… В каком году вы закончили Джиртон?
Застигнутая врасплох, Иможен растерялась:
— Что?
— Я спросила, в каком году вы закончили Джиртон–колледж?
Мисс Мак–Картри разозлилась на себя — следовало предвидеть и расспросы, и ловушки… Она быстро подсчитала в уме.
— В тысяча девятьсот двадцать пятом…
— Вот как? Тогда вы наверняка помните мисс Планкет, она вела греческий…
— О да, конечно!
— А помните, как смешно она выглядела в парике, всегда надетом чуть–чуть набекрень?
Мисс Мак–Картри принужденно рассмеялась.
— Честно говоря, я совсем забыла милейшую Планкет… Но сейчас вижу ее, как живую, словно она сидит рядом с вами, мисс Мак–Фаддн.
— А как вас звали? Мод? Или Марджори?
— Да вроде бы Марджори…
— Ай, как нехорошо обманывать, мисс Мак–Картри…
Каллендерские друзья наверняка бы страшно расстроились, увидев выражение лица своей любимой амазонки.
— Но… мисс Мак–Фаддн… я не понимаю, о чем вы…
— Бросьте, мисс Мак–Картри, прекрасно вы все понимаете! Планкет никогда не существовало, а вы и не думали учиться в Джиртон–колледже, верно?
Голос Морин звучал так мягко и дружелюбно, что Иможен предпочла сразу признать поражение.
— Ну хорошо, я и вправду не заканчивала Кембриджа… И никакой я не преподаватель… А теперь, мисс Мак–Фаддн, может, вы к тому же не прочь узнать, что привело меня сюда, в Пембертон?
— Нет, это меня не касается. Простите, что я пристала к вам с расспросами, да еще и схитрила, но мне никак не верилось, что учитель, то есть человек, вынужденный постоянно думать о заработке, может так независимо держаться с начальством. Я очень рада знакомству с вами, мисс Мак–Картри. Хотите дружить?
Какой–то незнакомый голос нашептывал Иможен, что надо поостеречься, что обаятельная Морин в считанные минуты вывела ее на чистую воду и, окажись она не тем, за кого себя выдает, может быть очень опасным противником, а кроме того, кинжал, уложивший Фуллертона, — скорее женское оружие. Но, несмотря на все доводы рассудка, Иможен протянула мисс Мак–Фаддн руку. Во–первых, она никак не могла отделаться от симпатии к Морин, а во–вторых, решила немного отыграться за поражение. Поэтому, удержав руку преподавательницы французского в своей, она вдруг спросила: