Не страшись урагана любви
Шрифт:
Когда он плыл один, то все время озирался вокруг, чтобы убедиться, что голодная акула не летит на него. Эти проклятые маски, просто удивительно, как они сужают поле обзора. Все равно, что шоры.
13
Колоссальные раскаты грома в тучах, яркие, сверкающие стрелы ослепительных молний, носились в ее голове так, что ей хотелось закричать, когда она переваливалась через борт лодки на песок и брела по мелкой воде, прежде чем упасть. Только так могла она описать свое состояние. Но она не кричала. Она храбро сдерживала свои волевые, дисциплинированные губы, хотя никто и не знал о ее героизме.
Ну, им она не скажет.
Силу иногда испытывают почти за пределами ее
В теплой мелкой воде яркий солнечный свет сквозь закрытые веки пульсировал тепло-красным. Миллион ярких пчелок метался в этом красном пространстве, и у каждой были крошечные лучики, пылающие алые провода, готовые навредить сильным и великолепным, подлинным жертвователям, сотня миллионов пылающих яростных жал. Это не несправедливо. Это Карма. Она услышала, что лодка ушла. Теперь она слышала, как две женщины на песчаном пляже за ней разговаривали приглушенными голосами, как при инвалиде. Кэрол Эбернати, улыбаясь про себя, не открыла глаз. Теплая морская вода очень успокаивала и исцеляла. Море — Великая Мать. Она ловко опорожнила мочевой пузырь в купальный костюм, ощущая в теплой воде еще более теплую мочу, стекающую по бедрам в паху, и думая, как она их всех одурачила. На самом деле она вовсе не была больна. Она просто хотела п...исать. Но не могла же она встать и открыто сказать об этом при всех в лодке, при грубых мужчинах и женщинах моложе ее.
Она медленно села, как будто не очень сознавала, где она, и оглянулась.
— Как вы себя чувствуете, Кэрол? — обратилась к ней Кэти Файнер. — Получше?
— О! — сказала она. — О! — Она положила руку на лоб. — Да. Да. Вода так успокаивает. Море исцеляет. Море — это Великая Мать. Думаю, оно мне помогло.
— Будете есть?
— Нет. Не могу. Одна мысль о еде... — Она содрогнулась. На самом же деле она съела бы быка. Морской воздух вообще хорош, а для аппетита в особенности.
— Как вы думаете, что это было? — спросила Кэти Файнер, когда она медленно карабкалась к ним по песку.
— Я думаю, это был внутренний кризис.Острый колит, возможно. Люди с очень чувствительной нервной системой часто этим страдают, а у меня и раньше это бывало. Но никогда так сильно. — Она изнуренно улыбнулась женщинам, которым теперь стало легче, особенно Ванде Лу Орлоффски, и глянула вглубь острова. — Что вы скажете, не исследовать ли нам остров?
— Исследовать особенно нечего, — улыбнулась Кэти Файнер. — Только кучка из шести сосен посередине, да вон тот густой кустарник в конце.
— Лягу, наверное, в тень, — сказала Кэрол.
— Идите, — ответила Кэти. — А мы останемся позагорать и потом поедим, наверное. Вы, правда, в порядке?
— Немного знобит, — сказала Кэрол, улыбнулась ей и неожиданно ощутила, что на глаза навернулись слезы, она отвернулась, чтобы скрыть их, но не раньше, чем полностью убедилась в том, что Кэти их заметила. Друзей чувствуешь. Не нужно слов. У этой молодой женщины хорошая Карма.
Под соснами было хорошо. Играл легкий бриз, мягко шевеля их длинными ветвями, а ковер из коричневых игл, на который она легла, восхитительно пахнул сосной. Но потом раскатистые мрачные громы и сверкающие молнии начали полыхать и грохотать в голове, успешно отключая все внешние чувства, когда она снова подумала о Гранте.
Что эта шлюха о себе думает? Не шла же она этим длинным путем все эти долгие годы из холмов Теннесси, чтобы увидеть себя удушенной, потерявшей силы как раз тогда, когда она обретаеткакой-то серьезный национальный голос. Она не скрывала свое Я и свои Мотивы все эти годы — двадцатьлет до тех пор, пока она просто встретилаГранта, — и вот он думает, что может разоблачить ее, лишить всего, чего
Конечно, продюсеры и издатели ненавидели ее. Они ужасались ей и ее силе. Они жили своей маленькой грязной жизнью статус кво, за фасадом которой таилась их дегенеративность, которую они не хотели выставлять наружу. Они знали, что могут управиться с Грантом. Потому что с Грантом легко справиться.
Но на ее стороне были Силы, Силы Добра и Эволюции в человечестве, с которыми нельзя баловаться. Когда она сознательно сожгла все написанное ею, в том числе и пьесы, много лет тому назад, во Флориде, окончательно принимая роль Пожертвовавшей своим талантом и эгоистическими амбициями, она взяла в свои руки невероятную Мощь, психическую Мощь, с которой ни продюсеры, ни издатели, ни Грант, неблагодарный Грант, и помыслить не могли справиться. И особенно Грант, неблагодарный Грант. Она превратила его в человека. Она спасла его Талант и Душу, она отдала в пользование даже свое тело, переживая в молчании все неприятные вещи, чтобы он мог сосредоточиться на великом достижении цели, ее цели — изменении человеческого рода. Он, если восстанет против такой психической силы, то на свою же голову.
Неожиданно мрачные громы исчезли, и она заплакала. О Рон, Рон. Ты тогда был таким красивым. И я была так красива.
Потом плач утих, но облегчения не наступило. Она нервно встала с неприятной постели из сосновых иголок, озабоченно ища взглядом женщин, к которым она решила вернуться.
Ну, по крайней мере, Бонхэм на ее стороне. Это маленькая хитрость — пообещать ему, что она заставит Гранта вложить деньги. Хорошо сработало. Она решит еще, идти ли дальше после этой ужасной глупой поездки, когда вернется в Ганадо-Бей и поразмышляет. Особенно над тем, как достичь того, чтобы Грант все больше и больше тяготел к этим людям, все меньше и меньше думал о любойженщине. Она заметила у искателей приключений, что чем больше они увлекаются приключениями и опасностью, тем больше склонны считать женщин все менее и менее важными, разве что трахнуться.
И в любом случае, совершенно отдельно от всего этого, из своего рукава она вытряхнет еще одну быструю маленькую хитрость, как только они вернутся в Га-Бей.
Когда она выходила из-под деревьев и шла по песку к пляжу, где по-прежнему сидели девушки, но теперь в окружении яичной скорлупы, оберток и пустых бутылок из-под пива, она подумала и приняла выражение усталости, обессиленности и уныния. Она с удовольствием съела бы что-нибудь.
Они, конечно, когда она смогла расслышать слова, говорили о своих мужьях. Кэрол глазами поискала в море лодку. Там они играют, играют, играют в свои детские игры.
14
Но Гранту это не казалось детскими играми. Играми — да, может быть. Но не детскими. Когда он все же нашел Бонхэма, Бонхэм делал — в глазах Гранта — невероятное. Бонхэм и Сэм Файнер с камерой и одним ружьем на двоих играли с семифутовой акулой-нянькой, пытаясь снять ее крупным планом.
Повидав Орлоффски, Грант плыл под углом к морю, строго в указанном Бонхэмом направлении, плыл над длинным полем коралловых холмиков. Здесь над ними не было рыб. Их спугнули Бонхэм и Файнер, взявшие для двоих немного, и до Орлоффски им все равно было далеко. Они положили рыбу и ружье на сорокафутовой глубине, как другие люди беззаботно оставляют чемодан в камере хранения на вокзале, чтобы позабавиться с акулой.