[Не] Святой Себастьян
Шрифт:
(пожимая плечами)
Ну, неси тетрадь.
ЭРИК
(комично разводя руками)
У меня нет тетради, и я пока не знаю, как ноты пишут.
ТОМАС
Не переживай, сейчас что-нибудь найдем.
Все снова расходятся. А Томас находит в столе свою старую нотную тетрадь. Себастьян садится и начинает записывать мелодию. А потом немного думает, словно что-то вспоминая, и записывает слова. Все это время Эрик стоит и внимательно смотрит, что пишет Себастьян, хотя, разумеется, ничего не понимает.
ЭРИК
А что это за язык?
СЕБАСТЬЯН
Итальянский. Ну, вот. Держи,
ТОМАС
Пойдем, я уложу тебя спать. А завтра я сфотографирую ноты на армфон, а то точно потеряешь, знаю я тебя.
ЭРИК
(уходя с Томасом)
А ты мне подаришь контрабас?
Себастьян берет со стола маркер, поднимает контрабас и пишет на его задней деке: «Эрику от Себастьяна». Потом он аккуратно укладывает инструмент и смычок в кофр, гладит струны и, закрыв крышку, снова убирает контрабас в шкаф, еще раз оглядывает кофр и закрывает дверцы. А потом он берет фоторамку, зажигает верхний свет, переводит рамку в режим фотоаппарата, корчит глупую рожу и делает селфи. Выключив рамку, он кладет ее на место и гасит свет. Когда Томас возвращается, Себастьян уже стоит одетый в его старую одежду и застегивает пуховик.
СЕБАСТЬЯН
Я все-таки пойду прогуляюсь.
ТОМАС
(не спрашивая, но утверждая)
Надолго.
СЕБАСТЬЯН
Надолго.
ТОМАС
Давай я соберу тебе рюкзак. И не отказывайся. Ради нашей дружбы.
Томас достает из шкафа небольшой лыжный рюкзак литров на тридцать и отправляется в гостиную. Он упаковывает наполовину полную бутылку бреннивина, заворачивает в бумагу хаукадль, а потом начинает бегать по кухне, заполняя карманы рюкзака предметами первой необходимости вроде гидрофобных спичек, жидкости для розжига, бумаги, швейцарского ножа и тому подобного. Он замечает, что его руки трясутся, но пытается не подавать вида. Себастьян с грустью наблюдает за суетой Томаса, но ничего не говорит. В конце концов, когда Томас заканчивает поспешные сборы, Себастьян накидывает на голову капюшон и направляется к двери. Томас выдает ему свои берцы. Размер оказывается немного маловат, и Себастьян снимает шерстяные носки. Томас оглядывает его с ног до головы.
ТОМАС
А колпак?
СЕБАСТЬЯН
Пусть останется Эрику.
ТОМАС
(строго)
Себастьян.
СЕБАСТЬЯН
Перестань, пожалуйста, со своими сказками. Я же отдал колпак малышу, и он расстроится, если я его заберу обратно. Спасибо тебе. И твоей семье. За все.
ТОМАС
(обнимая Себастьяна, немного дрожащим голосом)
Давай, друг… Я буду ждать тебя.
Себастьян открывает дверь, с ребяческой веселостью отдает честь, разворачивается и уходит в ночь. Ветер надрывно воет и яростно разбрасывает снежинки во все стороны, и через несколько метров фигура Себастьяна в ярко-желтой куртке исчезает во мгле.
Он включает карту на армфоне. Да, все верно. Он двигается к Ольвюсау. Добравшись до берега, он отключает армфон и идет вдоль реки вниз по течению. Вой ветра заглушает хруст снега под тяжелыми ботинками. Но в какой-то момент Себастьян начинает различать второй голос, вторящий вьюге. Он продолжает свой путь, а голос приближается. Из мглы появляется старая мохнатая дворняга. Она сидит у дороги и с неистовой тоской воет на Себастьяна. Он проходит мимо нее, а она поворачивает голову и продолжает выть ему во след. «Если собака воет на тебя, значит, она чует смерть», – смутно припоминая какое-то суеверие, Себастьян улыбается собственной мысли. Вскоре он выходит из городка и продолжает идти, проваливаясь в снег, пока последние огни не скрываются в ночи. Тогда он спускается к берегу, снимает рюкзак, расчищает снег, насколько это возможно в условиях вьюги, и садится на холодный камень. Он открывает рюкзак, извлекает из него бутылку бреннивина и делает несколько больших глотков. «Черная смерть» сильно обжигает горло и желудок.
СЕБАСТЬЯН
(глядя вдаль)
Знаешь, что… Ты все-таки ужасен. По твоей вине я переплыл моря и океаны боли, а ты все продолжаешь издеваться и заставляешь меня страдать снова и снова. За что ты так со мной? За что ты так с людьми? Чем эти люди заслужили все это? Если бы был всевышний бог, он бы не позволил этого. Но мы летим, одинокие и никому не нужные, на самом краю огромной галактики… мы летим по вселенной неведомо куда, и нет никому дела до этих крохотных жалких людишек… Мир, ну за что все это?
Ветер начинает стихать, словно прислушиваясь. Себастьян закуривает.
СЕБАСТЬЯН
Но все-таки, спасибо тебе. Спасибо за добро, что люди дарят порой совсем незнакомым людям. Спасибо за любовь. Ее я познал сполна, и, хотя обратная сторона любви – все та же боль, любовь оттого не мене прекрасна. И спасибо за Исландию. За ее красоту и суровое великолепие. Спасибо за то, что я есть, и за эту несуразную жизнь. И спасибо за это одиночество. Оно тоже прекрасно, хотя в нем много грусти и смертной тоски. Спасибо за то, что все это было.
Thar sem h'afj"ollin heil"og r'isa
m'ot heidsk'irri nordur'att,
'a landi 'islenskra 'isa,
thar er th'er, s'al m'in, svo d'att…12
Тучи расходятся, и в небе начинают появляться первые отсветы сияния. Себастьян снова делает глоток «черной смерти», небесные огни вспыхивают в стекле бутылки. И в тишине Себастьян вдруг слышит за спиной какое-то урчание. Он вслушивается. Что-то большое и черное подходит к нему и садится рядом, коснувшись плеча. Это кот. Кот размером с быка. Йоулакёхтуринн, задрав морду, смотрит на северное сияние. Себастьян осторожно гладит кота по спине. Кот не двигается. У него мягкая густая шерсть, и ладонь свободно утопает в ней. Немного погладив кота, Себастьян поворачивается к рюкзаку, чтобы достать акулье мясо, заботливо уложенное Томасом. А когда он достает хаукадль и поворачивается обратно, кот уже сидит прямо перед ним, чуть ниже к реке, так что лицо Себастьяна оказывается прямо на уровне кошачьей морды. Себастьян разворачивает сверток и протягивает мясо коту. Тот начинает мурлыкать громче, переходя на рык, но аккуратно берет с рук Себастьяна свою рыбку, а потом облизывает руки Себастьяна своим огромным шершавым языком. Себастьяну на момент кажется, что сейчас с его ладоней сдерут всю кожу. Но ощущение оказывается обманчивым. А кот, явно довольный, заваливается на спину, подставив свое пузо. И Себастьян, немного помедлив, подходит и начинает гладить огромный живот зверя. Внезапно кот переворачивается, и Себастьян едва успевает отскочить в сторону, чуть не упав. Кот смотрит вверх. Себастьян тоже поднимает голову. Северное сияние медленно падает с неба прямо на них, и вдруг начинает литься дождем, самым чудесным дождем, что видел кто-либо из смертных на планете Земля.
Личный дневник, 2015 год
2 января
Вчера писать было совершенно невозможно. По понятным причинам. Новый год в России. Хуже – только революция. И то, смотря какая революция. Выпили все, что можно было выпить на шестнадцати этажах общаги и в близлежащих магазинах. Народники и фольклористы колядовали по всем этажам, горланя песни под балалайки. Искренне удивляюсь, что они до сей поры дрессированнаго медведя не завели. Было бы вполне аутентично, но лучше об этом не сообщать, а то и вправду скоро в нашем зоопарке станет на однаго криволапаго идиота больше.
Конец ознакомительного фрагмента.