Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
— Послание это, — сказал он, вновь опускаясь на кушетку, — окончательно прояснит дело и, несомненно, изменит финал этой истории. А теперь,
Шил, давайте с вами сядем и хорошенько все обсудим. Из вашего рассказа явствует, что некоторые детали ставят вас в тупик — пред вами не вырисовывается четкой картины, в которую в строгой очередности укладывались бы все факты, все причины и следствия. Посмотрим, удастся ли нам в этой сумятице уловить некую связность, симметрию. Совершено ужасное злодеяние, и на общество возложена задача выявить виновного и наказать его. Но что же мы видим? Общество оказывается бессильным: и без этого запутанную историю оно запутывает еще больше, не замечает настоящего преступления и, следовательно, не может наказать его. Но если мы примем во внимание все факты, то нас сразу привлечет одно обстоятельство: у виконта Рэндольфа были веские основания желать смерти своему отцу. Они открыто враждуют, сын помолвлен с принцессой, но слишком беден, чтобы стать ее супругом, однако разбогатеет после смерти отца и так далее. С другой стороны, мы с вами знаем Рэндольфа: голубая кровь, моральные принципы, да еще и высокое положение в обществе. Невозможно и представить, чтобы такой человек смог совершить или даже замыслить убийство, руководствуясь хотя бы одной из вышеозначенных причин. Мы ни за что не поверим, что он способен на подобное, есть у нас доказательства или нет.
Сыновья графов, в общем-то, не убивают людей направо и налево. Разве что нам удастся обнаружить другие мотивы — сильные, истинные, непреодолимые (под «непреодолимым» я разумею мотив, который окажется сильнее самой любви к жизни). Но пока что оставим Рэндольфа в покое.
И все
Сибрас, однако, так и не получает письма графа — утром того же дня она уезжает в Бат, полагаю, с двойной целью: купить оружие и создать впечатление своего отъезда из страны. Но откуда же тогда она узнала, где находятся покои лорда Фаранкса? Комната расположена весьма необычно, Сибрас не знает никого из слуг, да и сама местность ей незнакома. Не мог ли Рэндольф рассказать ей об этом? Стоит напомнить, что в своей записке лорд Фаранкс упомянул о местоположении комнаты, следовательно, можно исключить недобрые намерения со стороны сына. Более того, я могу доказать вам, что любые действия Рэндольфа, которые кажутся странными и подозрительными, сразу становятся менее подозрительными — хоть и не менее странными, — как только их повторяет сам лорд Фаранкс. Возьмем, к примеру, жестокую ловушку, установленную на окне; даже самый взыскательный ум удовлетворился бы следующим рассуждением: «Пятого числа Рэндольф по сути подстрекает Мод Сибрас к убийству своего отца, а шестого на окно установлен механизм, который помешал бы Мод покинуть место преступления, в то время как на Рэндольфа, истинного его виновника, не пало бы и тени подозрения». Но, с другой стороны, мы знаем, что механизм был установлен с согласия самого лорда Фаранкса и, скорее всего, по его распоряжению — ведь именно с этой целью он на целый день оставляет облюбованные им покои. То же самое с письмом к Сибрас от восьмого числа — его отправляет Рэндольф, но пишет граф. То же самое с перенесением драгоценностей в комнату девятого числа. В округе произошло несколько краж: что, если Рэндольф, обнаружив, что Сибрас «уехала из страны» и не сможет быть орудием в его руках, сам принес драгоценности в комнату отца? И оповестил об этом всех слуг, уповая на то, что они растрезвонят об этом по всей округе и произойдет кража, во время которой его отца могут лишить жизни? Судя по некоторым уликам, ограбление все-таки имело место, и подозрения в таком случае не выглядят совсем уж беспочвенными. Однако же мы знаем, что именно лорд Фаранкс решил собрать все драгоценности в своей комнате и что именно в его присутствии Рэндольф рассказал об этом служанке. Но вот свою маленькую политическую комедию сын, кажется, разыгрывал самостоятельно, при этом трудно избавиться от ощущения, что все эти радикальные выступления, выдвижение кандидатуры и прочее — лишь завеса для изощренной и несколько неуклюжей подготовки к чему-то более серьезному.Занятия с фермерами должны были казаться естественным продолжением его деятельности. Причем все это происходило с молчаливого согласия или даже при содействии лорда Фаранкса. Вот вы говорили, что на домашних было возложено непременное условие соблюдать тишину; и в этом царстве молчания любая хлопнувшая дверь или разбитая тарелка могла вызвать настоящую бурю. Но слышали ли вы когда-нибудь, с каким громыханьем поднимается по лестнице фермер в тяжеленных башмаках? Казалось бы, просто невыносимо слышать прямо у себя над головой весь этот шум. Но лорд Фаранкс хранит молчание. В его собственной усадьбе, против всех его принципов, открыто учебное заведение, более того, в самой неподходящей для этого части дома, — однако лорд даже не пикнул. В день трагедии тишина в доме грубо нарушена грохотом от перестановки мебели — и тоже прямо у него над головой, в комнате Рэндольфа. Но хозяин дома не проявляет признаков обычного в таких случаях гнева. И то, что лорд Фаранкс потворствует поступкам своего сына, в какой-то степени лишает эти поступки их зловещей многозначительности и снимает многие подозрения. Человек, склонный к поспешным выводам, неизбежно бы заключил, что Рэндольф в чем-то виновен — в некоем злом умысле, — хотя природа этого умысла по-прежнему осталась бы для него неясной. Однако внимательный наблюдатель не торопился бы с выводами — ведь коль скоро отец был осведомлен об этих действиях и не возражал против них, сын, скорее всего, невиновен. Именно так, я полагаю, и рассуждала полиция, чья логика, как известно, преобладает над воображением. Но что, если мы сможем приобщить к делу еще один поступок Рэндольфа, несомненно вызванный преступным намерением, — поступок, о котором его отец даже не догадывался, — что тогда?
А ведь тогда мы снова придем к выводу, что и все прочиепоступки, имеющие отношение к этому делу, тоже вызваны злым умыслом, и в таком случае не сможем более противиться предположению, что отец допускал все происходящее, тожеимея в мыслях некий преступный умысел. Кажущаяся невозможность такого положения вещей никоим образом не должна влиять на наши умы, нам не следует отказываться от подобного, вполне логичного варианта. Поэтому я делаю именно такой вывод и продолжаю.
Теперь посмотрим, сможем ли мы отыскать хоть какие-нибудь подозрительные действия Рэндольфа, о которых совершенно точно не было известно его отцу. Итак, в восемь часов в тот вечер уже стемнело; днем шел снег, но потом перестал — по крайней мере, его не было достаточно долго, чтобы все это заметили. И вот люди, которые обходят дом кругом, натыкаются на две цепочки следов — под углом друг к другу. Об одних следах нам известно, что они маленькие, женские, другие же, как мы узнаем, оставлены огромными и тяжелыми башмаками, более того, следы эти частично занесены снегом.Две вещи нам ясны: люди, оставившие эти следы, пришли с разных сторон и, вероятно, в разное время. Уже одно это отвечает на ваш вопрос о том, была ли Сибрас в сговоре с «грабителями». Но как же ведет себя Рэндольф, завидя эти следы? Хотя фонарь несет именно он, первых следов — женских — он не видит, их замечает деревенский парень, а вот на другие, наполовину присыпанные снегом, Рэндольф натыкается сразу и тотчас же о них сообщает. Грабители вышли на тропу войны, объясняет он всем. Но обратите внимание на удивление и ужас Рэндольфа, когда он слышит, что окно закрыто, и когда ему показывают отрубленные женские пальцы. Он не может удержаться от восклицания: «Боже мой, что же еще могло случиться?» Но почему «еще»? Это нельзя отнести к смерти его отца, ведь он знает об этом или догадывается, поскольку слышал выстрел. Не возглас ли это человека, в чьи планы неожиданно вмешался случай? Кроме того, окно ведь и должно было быть закрытым: никто, кроме самого Рэндольфа, лорда Фаранкса и умершего механика, не знал о тайном механизме, следовательно, воры, проникнув внутрь и ограбив покои лорда, на обратном пути непременно нажали бы на оконный притвор, и вполне понятно, что бы за этим последовало. Грабители либо разбили бы стекло и вылезли наружу, либо сбежали бы через дверь, либо остались бы заточенными в комнате, как в ловушке. Поэтому столь явное удивление Рэндольфа было совершенно неоправданным, особенно после того, как он заметил на снегу следы воров. Но как же тогда вы объясните поведение лорда Фаранкса во время визита грабителей и после него — если грабители вообще побывали в доме? Как вы помните, лорд в это время был еще жив. Убили его не они, ведь звук выстрела раздался после того, как прекратился снегопад, а прекратился он задолго до того, как они покинули дом, поскольку их следы занесло снегом. Зарезали его тоже не грабители — в этом деянии призналась Мод Сибрас. Так почему же, будучи живым, без кляпа во рту, лорд не поднял тревогу? А потому что на самом деле в тот вечер в Орвен-холле не было никаких грабителей.
— Но ведь там были следы! — вскричал я. — И драгоценности в снегу! И шарф!
Залесский улыбнулся.
— Грабители, — промолвил он, — это простые, недалекие парни, они обычно прикидывают ценность украденного на глазок. Вряд ли грабители стали бы бросать в снегу дорогие украшения и уж точно не взяли бы с собой человека столь неопытного, что он обронил свой шарф. Вся эта затея с ворами — совершенно бездарная постановка, недостойная ее автора. Та легкость, с какой Рэндольф обнаружил занесенные снегом украшения, имея при себе лишь слабый фонарь, уже должна была навести какого-нибудь сообразительного полицейского на мысль, что тут что-то нечисто. Драгоценности были нарочно подкинуты туда с тем, чтобы бросить подозрение на несуществующих грабителей. С той же целью кто-то сорвал оконный притвор, открыл окно, намеренно оставил следы и забрал драгоценности из комнаты лорда Фаранкса. Все это было сделано намеренно, но мы слишком поторопимся, если сразу скажем, кем именно.
Поскольку наши подозрения становятся все менее расплывчатыми и теперь ведут нас в совершенно определенном направлении, то давайте-ка обратим внимание на слова Хестер Дайетт. Я совершенно уверен в том, что во время публичного слушания показания этой женщины не были восприняты всерьез. Никто не усомнился в том, что это жалкий образчик рода человеческого, недостойная и жадная до сплетен служанка, злая карикатура на женщину. Ее показания хоть и занесли в протокол, но не поверили им, а если и поверили, то не отнеслись к ним с должным вниманием. Никто и не попытался извлечь из ее слов что-то полезное. Что до меня, то если бы я искал самые надежные показания, то обратился бы за ними именно к такой особе.
Позвольте мне в нескольких словах обрисовать вам склад ума этой породы людей. Они жаждут знаний, но лишь самого практического толка. Они не жалуют вымысел; их страсть к тому, что есть на самом деле, рождается из недоверия к воображаемому. Их муза — Клио, другой они не знают. Они алчно собирают знания через замочную скважину, подглядывать — дело всей их жизни. Но им недостает воображения, и поэтому они не лгут; стремясь познать реальность, они почитают искажение фактов чуть ли не святотатством. Их влечет все насущное, все бесспорное. Именно поэтому все эти Пеникулы и Эргасилы Плавта [38] кажутся мне более правдоподобными, нежели образ Поля Прая в фарсе Джерролда [39] . Правда, в одном пункте показания Хестер Дайетт и впрямь кажутся заведомо ложными, — но лишь поначалу. Она утверждает, будто видела в комнате круглый белый предмет, который двигался вверх. Но на дворе была ночь, ее свечу задуло ветром — Дайетт должна была при этом очутиться в кромешной тьме. Как же она могла разглядеть этот предмет? Можно предположить, что ее свидетельство было намеренной ложью или же (учитывая ее возбужденное состояние) она стала жертвой разыгравшегося воображения. Но я утверждаю, что люди такого сорта, будь они в нервном или даже невротическом возбуждении, все равно не способны что-либо вообразить. Поэтому я считаю, что ее показания правдивы. И заметьте, к чему нас это приводит? Я склонен думать, что свет в комнату все же проникал — но настолько слабый и рассеянный, что это ускользнуло от внимания Хестер.
38
Плавт — древнеримский драматург (254–184 до н. э.); Пеникул и Эргасил —нахлебники, герои комедий Плавта «Два Менехма» и «Пленники».
39
Дуглас Уильям Джерролд(1803–1857) — драматург, журналист, театральный деятель; «Поль Прай» —фарс (1827).
Если так, то источник света должен был находиться либо наверху, либо внизу, либо в самой комнате. Других вариантов нет. Комната была погружена во тьму, в спальне внизу, как мы знаем, тоже было темно. Свет шел сверху — из классной комнаты — и просочиться в нижнюю мог только одним способом: где-то между перекрытиями должна была быть дыра. Итак, можно предположить, что в полу верхней комнаты было проделано какое-то отверстие. В этом случае раскрывается и загадка круглого белого предмета, якобы «летящего» вверх. А что, если его тянули вверх при помощи нити, настолько тонкой, что ее нельзя было заметить в полумраке? Разумеется, так оно и было. Ну, а раз мы установили существование отверстия в потолке комнаты, в которой находилась Хестер, будет ли слишком смелым предположить — даже не имея на то достаточных доказательств, — что такое же отверстие было проделано и в полу этой комнаты? Впрочем, доказательства у нас имеются. Кинувшись к двери, Хестер упала, сломала лодыжку и потеряла сознание. Если бы она, как вы и предположили, упала, споткнувшись о какой-то предмет, дело тоже могло бы закончиться переломом, но не лодыжки. Такая травма возможна только в том случае, когда нога человека неожиданно попадает в дыру или отверстие, в то время как корпус по инерции продолжает двигаться вперед. Это происшествие позволяет нам узнать приблизительный размер нижнего отверстия — в него пролезает нога, а значит, оно достаточно велико и для «доброго мотка шерсти», о котором говорила женщина. Зная размер нижнего отверстия, мы знаем теперь и размер верхнего.
Но почему же ранее никто не упоминал об этих отверстиях? Да потому, что их никто не видел. Однако полицейские обыскивали все комнаты, и будь там дыры, их бы непременно заметили. Значит, их больше там не было, иными словами — отверстия в полу и потолке к тому времени тщательно заделали, а отверстие в полу к тому же прикрыли ковром, который Рэндольф с таким шумом убирал в день трагедии. Хестер Дайетт могла заметить по меньшей мере одно отверстие, но она потеряла сознание прежде, чем сумела разглядеть, что явилось причиной ее падения, а часом позже сам Рэндольф, как вы помните, вынес ее из комнаты на руках. Но уж собравшиеся в классе фермеры должны были заметить отверстие в полу? Конечно, если бы оно находилось прямо посередине комнаты. Но его не заметили, следовательно, оно могло быть только в одном месте — за машиной, которая использовалась как научное пособие. Итак, существовала цель, которой служила эта машина и ради которой были затеяны все эти лицемерные игры с занятиями, предвыборные выступления и выборы. Это была лишь завеса, прикрытие. Была ли эта цель единственной и в чем она заключалась? Догадаться несложно, вспомним, какие наглядные пособия можно использовать для иллюстрации основ механики. Винт, клин, весы, рычаг, ворот и машину Атвуда [40] . Математические принципы, которые эти предметы, а особенно первые пять из них, призваны проиллюстрировать, разумеется, будут непонятны таким ученикам, но фермеров все же надобно для виду чему-то обучать. Именно поэтому я останавливаю свой выбор на машине Атвуда, и мою догадку легко подтвердить, если вспомнить, что в момент выстрела Рэндольф опирается на некую «машину» и стоит в ее тени. Любые другие предметы, за исключением ворота, слишком малы, чтобы отбрасывать тень сколь-нибудь значительных размеров, но на ворот опереться нельзя. Итак, то была именно машина Атвуда, состоящая из грузов, укрепленных на концах нити, которая переброшена через закрепленный на двух шестах блок. Она призвана демонстрировать движение тел под воздействием постоянной силы — точнее, силы гравитации. Только представьте себе, как удобно с помощью этого приспособления незаметно поднимать и опускать через два отверстия тот самый «моток шерсти», пока другая нить с прикрепленными к ней грузами болтается перед глазами ничего не подозревающих фермеров. Мне остается только напомнить вам, что когда все они вышли из комнаты, Рэндольф покинул ее последним, и теперь нетрудно догадаться почему.
40
Машина Атвуда — устройство для изучения динамики поступательного движения, изобретенное в 1784 г. Джорджем Атвудом (см. Глоссарий,25).