Не только на Рождество
Шрифт:
– Ох, – сочувственно произносит она, оглядывая меня.
Я глуповато помахиваю рукой.
– Спасибо, что приехала. Хотя в этом и нет необходимости. – На самом деле для меня облегчение – видеть сестру, и я безумно благодарна ей за то, что она проделала весь этот путь.
Джез улыбается.
– Я думала, твоя мама преувеличивает. Но должна сказать, что выглядишь ты хреново.
– Я тоже рада тебя видеть.
– А ты не могла… откатиться в сторону или что-то в этом роде?
– Я обязательно попрактикуюсь в следующий раз.
Джез оглядывается через плечо и понижает голос.
– Что за мерзкий запах?
– Может, крови? Смерти? Это больница.
Джез качает головой и морщит нос.
– Больше
– Я попрошу их ничего тут не драить.
– Не беспокойся. Я не собираюсь тут долго торчать. С тобой закончили?
– Думаю, они собираются проделать еще несколько унизительных процедур.
Джез слегка хмурится.
– Дело в том, что… у меня времени в обрез.
– О!
– Ты идти можешь?
– Как далеко?
– Я припарковалась во втором ряду прямо у входа.
– Это в Челси-то? С ума сошла? Тебя же отбуксируют!
– Нет, если ты поторопишься.
Когда спустя несколько минут мы выходим на улицу, щурясь от яркого дневного света, потрепанный «Лендровер» Джез каким-то чудом все еще стоит там, где она его оставила. Пока я с трудом пробираюсь на переднее пассажирское сиденье, Джез убирает с приборной панели знак парковочного разрешения инвалида и прыгает за руль.
– Чье это разрешение? – спрашиваю я.
– Марго.
– Кто такая Марго?
– Стареющая веймарская легавая.
– У тебя есть парковочное разрешение для собаки?
– У нее дисплазия тазобедренного сустава. Это очень серьезно.
– Но ее нет в машине.
– Она могла бы здесь быть, – защищается Джез.
Джез управляет массивным «Лендровером», как танкером, прокладывая путь сквозь янтарные огни светофоров на перекрестках и время от времени подавая сигнал, похожий на корабельный гудок. Водители и пешеходы бросаются прочь с дороги, как испуганные кролики. Я подумываю о том, чтобы попросить ее заскочить ко мне, чтобы забрать кое-какие вещи, но потом вспоминаю, что спальня лежит в руинах, а одежда вряд ли пригодна для носки – если уцелело хоть что-то из одежды. Благодаря очень заботливому пожарному у меня есть пальто, телефон и сумка, не считая того, что было на мне во время взрыва.
Нам пришлось смыться из больницы без должной выписки, поскольку Джез не на шутку торопилась.
– А если мне понадобится дополнительное лечение? – сетую я, забираясь в машину.
– Утром должен прийти ветеринар. Он может тебя осмотреть, – говорит Джез.
– Класс! Мне выпишут лекарства для собак.
– Вообще-то он специалист по крупному рогатому скоту.
– Крупному рогатому скоту? Например…
– Коровы.
– Замечательно.
– Сильнейшие обезболивающие на рынке, – усмехается Джез. – Поверь моему опыту.
Когда мы выруливаем на автостраду, Джез включает радио, и я закрываю глаза. Ночь выдалась долгая. Не считая воинственного пьяницы в боксе напротив меня, где-то слева хныкал ребенок, а рядом со мной заполошная старушка все время отодвигала занавеску и просила пить.
– Простите, я похожа на медсестру? – не выдержала я, приподнимая забинтованную руку.
Старушка заморгала, а потом кивнула.
– Вообще-то я работаю с компьютерами, – продолжила я. Несчастная не сводила с меня умоляющего взгляда. – Эта профессия никак не связана с уходом за больными, – пробормотала я, вытягивая шею и оглядываясь по сторонам в поисках медсестры. Но персонал мистическим образом исчез, и в палате царила странная тишина. Наконец я скатилась с кровати и захромала к умывальнику в дальнем углу, где наполнила пластиковый стакан, который отыскала в шкафу. Я вернулась и осторожно подала воду старушке, разжимая ее скрюченные артритом пальцы, пока она рассматривала стакан, словно понятия
И вот теперь я дремлю под убаюкивающие звуки передачи «Время садоводов» на Радио 4, и мне снятся больничные койки, рычащие пьяницы и старческие слезящиеся глаза вперемешку с гигантскими слизняками и загубленными всходами картофеля. Через некоторое время я просыпаюсь и вижу, что «Лендровер» тащится по подъездной аллее «Собачьего уюта». Я медленно выпрямляюсь на сиденье, потирая лицо, и Джез улыбается, глядя на меня.
– Я уже начала беспокоиться, не потеряла ли ты сознание.
– Спасибо за заботу.
– Как себя чувствуешь?
Честно? Думаю, мне следовало бы остаться в больнице. Но сострадание – не из тех качеств, которые присущи Джез.
– Бывало и лучше, – отвечаю я.
– Да ладно, – говорит она, подъезжая к дому и глуша мотор. – Что тебе нужно, так это завтрак. Я приготовлю тебе наш фирменный.
Фирменным завтраком оказывается яичница из двух яиц поверх остатков вчерашнего ужина – в данном случае, чили кон карне [11] . Пока Джез разогревает чили и жарит яичницу, я слоняюсь по кухне ее фермерского дома. Все здесь служит воплощением правильного беспорядка – продавленный темно-синий диван, тяжелый деревянный стол, окруженный разномастными стульями, полки со старыми потрепанными поваренными книгами, массивная пробковая доска, увешанная фотографиями, старыми записками, сертификатами с выставок собак, рождественскими открытками и невостребованными приглашениями на вечеринки. Древняя темно-зеленая чугунная печь Rayburn топится углем, который Джез загружает из потускневшего медного ведра, и в считаные минуты в кухне становится удивительно уютно. Пока жарится яичница, Джез подогревает молоко и готовит смертельно крепкий кофе во френч-прессе. Утопая в подушках дивана с обжигающе горячей кружкой в руках, я ловлю себя на мысли, что, возможно, мама права. Несколько дней деревенской жизни – пожалуй, то, что мне сейчас действительно нужно.
11
Блюдо мексиканской и техасской кухонь. Название взято из испанского языка и означает буквально «чили с мясом».
И тут я слышу стук когтей по линолеуму. Ага. Как раз когда все стало налаживаться, думаю я с тоской. Толстый, кофейно-коричневый бигль входит в кухню и останавливается у плиты, чтобы поприветствовать Джез.
– Привет. А я гадала, где ты. – Джез наклоняется, нежно поглаживая собаку по голове. – Куда подевалось твое гостеприимство? – Бигль неторопливо подходит к дивану, обнюхивает мои туфли и поднимает на меня взгляд. Я, конечно, не эксперт, но могу поклясться, что пес хмурится.
– Это Пегги. Боюсь, ты заняла ее место, – объясняет Джез.
– Извини, Пегги. – Из вежливости я тянусь к собаке, чтобы небрежно потрепать ее по голове – жест, который она, кажется, терпит с трудом. На самом деле собака как будто отшатывается от моего прикосновения. – Только вот я не очень сожалею, да? – громко шепчу я. – Потому что диваны предназначены для людей.
Джез смеется.
– Не переживай. Пегги – единственная собака в доме. И в любом случае она теперь слишком толстая, чтобы запрыгивать на диван.