Не твой сын
Шрифт:
– Извини, что-то плохо себя чувствую.
– Ты чего?!
– всполошилась Инна, потянулась к ней через стол, накрывая ее руку своей.
– Ты дыши, главное, глубже. Давай я тебя домой отвезу, хочешь?
– Нет, все нормально, - Аня попыталась улыбнуться.
– Я сейчас позвоню Илье.
– Ладно, - Инна отодвинулась.
– Я сейчас...
Аня поднялась с места и ушла в туалет. Набрала Илью, пошли гудки.
– Да!
– ответил он почти сразу.
Аня выдохнула:
– Мне плохо, забери меня.
И назвала адрес.
– Хорошо, будь там, - проговорил он. – Я сейчас подъеду.
Ну вот и все, теперь не страшно, да? Теперь можно было расслабиться и заплакать. Она вернулась в зал к взволнованной Инке. И ждала, а это ощущение опять начало накатывать снова. Минуты текли, пять, десять…
Очень скоро подъехала машина. Резко затормозила, взвизгнули покрышки по асфальту. Вышел Илья. Кажется, за ним маячили его люди, сейчас Ане было не до того.
Взгляд у него проскочил тревожный, дикий.
– Что случилось, Аня?
У нее не было сил объяснять. Дрожащее внутри чувство усиливалось, низ живота стал тянуть.
– Ничего, просто забери меня домой.
Инна подскочила:
– Илья Николаевич, я правда не знаю. Сидели, и вдруг…
Илья только бросил на нее острый взгляд, челюсти стиснулись, обозначились желваки, та сразу притихла и села на место. А он проговорил негромко:
– Все хорошо, Анечка.
Подхватил ее на руки и понес.
Они не поехали домой. Из кафе Илья повез Аню прямо в ту частную клинику, где она наблюдалась раньше. Сутки с лишним ее удалось продержать, а к утру третьего дня родился малыш. Мальчик. Два семьсот, закричал сам.
***
Прошедшие сутки дались Анне тяжело. Все время на нервах, страх, что с малышом случится что-то. И далеко в глубине души запрятанные глупые женские слезы о том, что больше никогда не вернется. Она отрезала это от себя. Отрезала по живому. Сказала ему, что видеть его не хочет. Так зачем же ему теперь преследовать ее, тревожить?!
Неизвестно, как бы она пережила это все, если бы не Илья. Он был рядом, его молчаливая поддержка и помощь. Без вопросов, без единого упрека. Хотелось разрыдаться, просить у него прощенья, но он только улыбался ей, держа за руку:
– Не надо, Анечка, все будет хорошо.
Хорошо.
Когда стало ясно, что все-таки рожать будет сейчас, Ане уже стало побоку, что могут подумать. Это их жизнь и не касается никого. Главное - малыш. Чтобы с ним все было хорошо.
Илья поднял на ноги всех, наготове держали операционную и инкубатор для новорожденного. Она родила сама. Было больно и страшно, но без разрывов и осложнений. А малыш хоть и семимесячный, но орал так, что его было слышно на весь блок. Его даже не пришлось укладывать в инкубатор. Да, ребеночек худенький, два семьсот всего, но вполне жизнеспособный.
Когда Аня увидела его красненькое
Осталось только огромное, несоизмеримое ни с чем счастье.
И это свое огромное счастье она могла разделить с Ильей. А он все эти дни был сам не свой, тоже перенервничал и вымотался адски. Но когда родился маленький, Аня видела, как у него дрожали от волнения руки, как он смотрел на сына, сколько всего неизреченного светилось в глазах. Ее охватывала гордость.
***
Вадим узнал уже спустя четыре дня. Случайно. Просто зацепил обрывки разговора.
Был короткий перерыв между совещаниями, который уже заканчивался. Все толпой направлялись в конференц-зал. Алишер задержался с одним из своих.
Он как услышал, развернулся и пошел к выходу.
Кажется, его окликнули:
– Куда? Сейчас же ваш доклад!
В тот момент ему было на все плевать. Шел, срываясь на бег, а в голове выстреливало искрами:
«У Ильи Муратова сын».
«Преждевременные роды… жена в больнице…»
«Надо поздравить…»
Это его сын! Его сын, мать его!
Преждевременно… Что с ней? Что с Анной?! Ему надо было ее увидеть. Увидеть ее, сказать. Это его сын.
Остальное не имело смысла.
В тот же день он вылетел. Его встречали в аэропорту, вежливо пытались завернуть обратно. Плевать. Плева-а-аать! Сейчас он действовал на инстинктах. И нет, никуда он не собирался уезжать, они его не остановят. Нахрен!
Когда добрался до клиники, наступил вечер, поздновато, но он же знал, что за бабки…
За ворота он прошел, но дальше трое из людей Муратова возникли перед ним, когда он был на территории парка.
– Вам стоит вернуться, Вадим Евгеньевич. Уже поздно, мы вас проводим.
Так вежливо, бл***, что его затошнило просто. Попытался обойти, но его не пустили.
– С дороги!
– прорычал он и стал пробиваться кулаками.
Завязалась драка. Его не били, только сбивали удары, но в итоге он и на метр не продвинулся. В конце концов к нему вышел Муратов. Оглядел и холодно бросил:
– Она же сказала, что не хочет тебя видеть. Уезжай.
И ушел обратно.
А Батуров остался там, тяжело дыша и прикрывая костяшки, сбитые в кровь. Поражение осознать было тяжело, душу жгло как кислотой. Ему всегда по жизни везло. Всего, чего хотел, добивался легко. Сейчас как будто встала непреодолимая стена.
В этот раз он уехал.
глава 22
Вернувшись под утро, Батуров не поехал домой. Он не в состоянии сейчас был видеть жену. Не хотел никаких вопросов, на которые не собирался отвечать. Ничего не хотел. Состояние было такое, ударь его ножом - кровь не потечет.