Не удержать в оковах сердце
Шрифт:
— Ты собираешься поджечь нас или решила высушить волосы?
Сэм оглянулась.
— Я пытаюсь поддержать огонь, А ты должен спать.
— Не могу. — Бродяга лежал на боку, наблюдая за ней сквозь полузакрытые веки. — Ты все виски изведешь на это?
Она заткнула пробкой бутылку и убрала ее в мешок.
— Извини, что разбудила тебя.
— Мне шум не мешает.
Он произнес это глухо, почти простонал. Сэм озадаченно нахмурила брови и тут поняла: он не может заснуть из-за боли. У нее тревожно защемило
— Чем я могу помочь? — тихо спросила она.
— Передай мне бутылку.
Чуть помедлив, Сэм снова достала бутылку и подала ему. Там оставалось менее чем на два дюйма драгоценной жидкости, но отказать ему она не могла.
Он приподнялся, опираясь на локоть, и сделал большой глоток. Пламя в жестянке снова замигало, и окружавшие их тени заплясали. Сэм еще раз проверила содержимое мешка, надеясь найти хоть что-нибудь, что можно использовать в качестве топлива.
Ее пальцы наткнулись на пороховницу. Не раздумывая, она высыпала на ладонь несколько крупиц и швырнула их в огонь.
— Ваша свет… начал он, но не успел договорить.
Раздался громкий хлопок, и вверх поднялось черное облако сажи. Сэм отпрянула назад, отмахиваясь рукой и вытирая жирную черную копоть со щек. Цепь ее остановила.
Раздался смешок.
— Допускаю, что вы талантливая воровка, мисс Делафилд, но ваши познания в области вооружений оставляют желать лучшего.
Она бросила на него обиженный взгляд.
— Надо было попробовать. — Она потерла заслезившиеся глаза. — И я совсем не талантливая воровка, — пробормотала она. — Я самая обыкновенная воровка.
— Судя по сумме вознаграждения, обещанного за тебя, этого не скажешь.
Сэм поморщилась.
— По правде, говоря, я никогда не стремилась стать талантливой воровкой. Просто мне помогало то, что я женщина.
— Каким образом?
Она пожала плечами.
— Глядя на молодую женщину, хорошо одетую, воспитанную, умеющую поддержать светскую беседу, большинство людей думает: «Ну, какую угрозу она может представлять?»
— Что, правда, то, правда.
Тембр его голоса странно отозвался во всем ее теле. Ей не понравилось, как он произнес эти слова. И как поглядел на нее при этом.
Подавив в себе желание, отползти от него, Сэм промолчала, глядя на пламя светильника.
Потом, вспомнив, что ему следует спать, а не вести эти раздражающие разговоры, она спросила:
— Ну, как, виски помогает?
— Немного. — Он снова улегся на бок и не смог сдержать стон, но не закрыл глаза, а продолжал разглядывать ее. — Предположим, что мы выберемся отсюда живыми, мисс Делафилд, и нам каким-нибудь чудом удастся снять эти проклятые кандалы. — Он указал на ненавистную цепь. — Что вы будете делать потом? Какие дьявольские планы роятся в вашей головке относительно того, как потратить нажитое нечестным путем богатство?
Язык у него начал заплетаться. Виски подействовало скорее, чем она рассчитывала. Не сомневаясь, что он уже плохо соображает, Сэм поддалась искушению сказать ему правду.
— Ты будешь смеяться.
— Не буду… — Он поднял свободную руку и перекрестил сердце. — Обещаю.
Традиционный жест выглядел не очень убедительно, особенно если учесть, что бродяга перекрестил то место, где было выжжено клеймо.
— Будешь, будешь, — тихо сказала она. — Ты всегда надо мной смеешься, сомневаешься в моей сообразительности.
— Только не сейчас, ангелочек, — пробормотал он. — Я не в том настроении.
Внимательно посмотрев на него, Сэм поняла, ему нужно чем-то отвлечься от боли. Она отвернулась, не желая, чтобы он прочел ее мысли. Перекинув волосы через плечо, она принялась заплетать влажные пряди в косу, обдумывая, стоит ли говорить правду. Вреда не будет, решила она, наконец.
— Когда все закончится, я хочу взять билет на корабль, направляющийся в Италию. В Венецию.
Он, кажется, удивился.
— В Венецию? Почему именно в Венецию?
— Потому что… — Она посмотрела на свод пещеры над головой, представив себе небо Италии над золотистыми полями. — Потому что там все не так, как в Англии. Там чисто, просторно, тепло, красиво… — Голос ее потеплел. Она взглянула на волосы, которые заплетала в косу. — Я никогда не видела Италию, но много о ней читала. С тех самых пор как посмотрела однажды летом в театре на ярмарке пьесу Шекспира «Много шуму из ничего», мне хотелось уехать в Италию. Я куплю, маленький дом в Венеции и буду жить на берегу Адриатического моря.
Она заплела косу, завязала ее полоской желтого шелка, оторванной от остатков рукава, и уже ждала, что он вот-вот рассмеется.
— Могу себе представить тебя в Венеции.
К ее удивлению, в голосе его не было привычной насмешки. Напротив, слова звучали мечтательно. Оглянувшись, она увидела, что он смотрит на нее полузакрыв глаза.
— На солнце, — пробормотал он, — на берегу Адриатики. В шелках и бархате, сверкающую, как чистое золото, среди драгоценностей, произведений искусства. — Он едва заметно улыбнулся, но это была не его прежняя насмешливая ухмылка. — Там ты будешь на месте.
Сэм покраснела.
Веки его, наконец, сомкнулись, как видно, писки или усталость, а может быть, и то, и другое вместе, сделали свое дело.
— Так почему же ты не уехала туда раньше? Почему оставалась в Англии?
Она ответила не сразу.
— Если уж быть воровкой, то лучше там, где все хорошо знаешь, а новую жизнь надо начинать в другой стране. Но без денег это невозможно.
— Что, правда, то, правда, — мрачно согласился он. — В этом ты права.
— В Венеции я никогда не нарушу закона. Я возьму новое имя и начну новую жизнь…