Не верю в доброту братвы
Шрифт:
– Вы что, развелись?
– Ну по факту – да.
– Понятно… И куда ты сейчас идешь?
– Да так… – пожал он плечами.
– Не хочешь туда идти?
– Тебе какая разница?
– Ну… – Катя смущенно отвела глаза в сторону. – Может, ко мне?
– У тебя дом или квартира?
– Квартира… Ну ты же был…
– Тогда тебе пистолет с глушителем нужен, а то соседи по квартире услышат, ментов могут вызвать. Когда ты меня убивать будешь. Зачем тебе садиться в расцвете сил?
Глеб говорил всерьез, поэтому Катя какое-то время пытливо всматривалась
– Шутишь?
– С Севой тоже, может, шутили, а где он сейчас?
– Кто шутил?
– Ну, Нина.
– Я не шучу.
– Тем более.
– Что тем более? Тебе страшно?
– Ну, хорошо, поехали к тебе.
Не очень-то Глеб хотел ехать к ней, но так уж вышло, что он стал заложником собственной шутки. А может, и не совсем шутки… Возможно, Катя действительно заманивала его в ловушку. Но даже если это так, все равно смешно ее бояться. А что бы она сама не подняла его на смех, надо было ехать к ней.
И все-таки, усаживаясь в машину, Глеб вдруг понял, что совершает большую ошибку. Не стоило ему принимать это приглашение. Но и назад уже не повернешь…
Глава 25
Квартира все та же, а обстановка другая. Мебель вроде бы знакомая, но расставлена по-другому, и ремонт совсем свежий. Комфортно в доме у Кати, именно к этому она, должно быть, и стремилась, а может, помимо того, хотела, чтобы ей здесь ничего не напоминало Севу.
И следов мужского присутствия Глеб здесь не заметил. Не было в прихожей тапочек мужского размера, нос не улавливал запаха носков, и в ванной не было бритвенных принадлежностей. Зубная щетка только одна, с розовой ручкой. В спальню Глеб не заходил, но если там нет на трюмо мужского одеколона, то можно смело сказать, что Катя живет одна. Что ж, он, в принципе, не прочь скрасить ее одиночество. А утром уйдет, если, конечно, доживет до утра…
– Ты правда думаешь, что я собралась тебя убить? – с шальными искорками в глазах спросила Катя.
Все у нее хорошо – и квартира, и машина, и шуба. Только вот фасон одежды остался прежним. Шуба длинная, а платье короткое, с вызывающим декольте. И сапоги-ботфорты на шпильке. Глеб далек был от мира женской моды, но даже он мог сказать, что стилем Катя не блещет.
– Ну если это будет понарошку, то я не против, – улыбнулся он, обнял вдруг Катю за талию и шагнул вперед, увлекая ее за собой. Ноги ее остались на месте, а спина выгнулась назад. Взгляд затуманился, тело расслабилось, губы приоткрылись навстречу поцелую.
– Я хочу выпить, – прошептала она.
– У меня только водка, – возвращая ее на место, сказал он.
– А у меня ничего… И не надо так больше делать, – скорее одобрительно, чем укоризненно произнесла Катя.
– Как?
– Так! Ты думаешь, зачем я тебя к себе позвала?
– Зачем?
– На водку твою позарилась, – засмеялась она, радуясь собственному остроумию.
– Я так почему-то и подумал.
– Знаешь, у меня ничего особенного нет, надо готовить…
Она скорым шагом направилась в кухню – то ли стол накрыть торопилась, то ли от соблазна убегала. Глеб собрался идти за ней, но в дверь вдруг позвонили.
Катя остановилась, замерла, какое-то время думала, а потом все-таки пошла к двери, бросив встревоженный взгляд на Глеба. Похоже, она бы вздохнула с облегчением, если бы он вдруг провалился сквозь землю.
Она открыла дверь, и в квартиру вломился крепкого сложения мужик с наголо стриженной головой. Мороз на улице, а он без шапки. Пальто кожаное нараспашку, белый шарф стелется под ним как длинный подворотничок.
Сколько помнил Глеб Славу Жилкина, тот всегда ходил с бритой головой, может, потому и получил прозвище Кокос. Хотя ему больше подошла бы кличка Хряк. Мощный он, как откормленный кабан, и лицо чем-то свиное рыло напоминало.
А Глеб Славу помнил хорошо. И за рынок на Якира в одном с ним ряду драться приходилось, и вместе с Севой он к нему в кабинет нет-нет да и заглядывал.
– Я не понял, это кто такой? – оторопело спросил Слава, глядя на Глеба.
Свет в прихожей не горел, может, потому Жилкин его и не узнал.
– Глеб это. Глеб Касаткин, – всполошенно сказала Катя.
– Касаткин?.. Ну блин, тебя и не узнать…
– Чего так?
– Да какой-то ты темный стал…
Глеб щелкнул выключателем, и в прихожей зажегся свет.
– А так?
– Все равно темный… Ты что, на северах срок мотал?
– Бревна на морозе кидать приходилось.
– Сам виноват, – жестко резюмировал Кокос. И брови нахмурил. Ну да, Глеб же мотал срок за убийство его бригадира.
Теперь Глеб был уверен, что зря сюда пришел.
– Так никто и не спорит, – пожал он плечами.
– Ну, Севу не ты завалил… Герасим сказал, что ты мужик. – Казалось, Кокос оправдывается, но не столько перед Глебом, сколько перед самим собой.
– И трогать меня не велел?
– Не велел… А с бабами мы не воюем, да, Катенок? – Слава обнял Катю за талию.
Она импульсивно подалась в сторону, не приняв столь вольный жест, но тут же осадила себя. Похоже, она готова была пожертвовать собой, чтобы не разозлить Кокоса. Но Глебу так могло только показаться. Ведь она тоже пострадавшая сторона, и у нее не меньшие претензии к нему, чем у Славы. Если не большие…
– Хотя Катя у нас и не баба, она у нас самая красивая женщина, да, Катенок?
– Самая красивая, – кивнула она, со скрытым кокетством глянув на Глеба.
– Мы с Катей не разлей вода. А вот что ты здесь делаешь?
Глеб промолчал. Ни оправдываться ему не хотелось, ни дерзить. Плевать он хотел на Славу. Если этот бычара вдруг наедет на него, ему есть чем ответить.
– Я, кажется, что-то спросил? – нахмурился Кокос.
– Я его позвала, – ответила за Глеба Катя.
– Зачем?
– Ну, мы давно уже дружим. Он раньше в магазине работал, а я у него одевалась…
– Одевалась она… Он твоего мужа убил!
Глеб должен был уйти. Ситуация накалялась, как бы до взрыва дело не дошло. Но гордость мешала показать спину. Не хотелось уподобляться побитой собаке, достойной только презрения.