Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
Юрьевский задумался.
— По-моему, он как-то иначе говорил. Без хрена. В Древней Греции его и не было, наверное.
— Да ты что! Хрен был всегда. Он вечен и вездесущ.
— Угу… как песец…
И в этот момент таксист не выдержал.
— Ребята… если вы будете продолжать в том же духе, я во что-нибудь врежусь на хрен!
— Извините, — покаялся Макс, а я добавила:
— Мы не специально. Честно-честно.
— Да я понимаю, — фыркнул таксист. — Но если вы хотите, чтобы я вас довёз, то либо без шуток, либо говорите
Мы глубокомысленно покивали, а потом Юрьевский наклонился ко мне и прошептал:
— А ты хрен любишь?
Я прищурилась, с подозрением глядя на Макса.
— Твой?
Таксист хрюкнул. Гад, всё равно слышит.
— С моим понятно. Просто хрен. Который едят.
— Ну… так. С холодцом люблю. А что?
— Да мне просто захотелось вдруг. Надо будет купить…
— А я холодец могу сварить завтра! — обрадовалась я. — Хочешь?
— Хочу, — кивнул Макс. — Какой мужик от холодца откажется?
— Точно, — буркнул таксист.
— Или от борща… — мечтательно закатил глаза Юрьевский.
— Борщ я тоже могу сварить.
На этот раз таксист только мечтательно вздохнул.
Да уж. Мужики… Лишь бы пожрать…
И за что мы их любим, а?..
Жулька встретила нас громогласным лаем и почти сразу — укоризненным воем. Макс схватил ошейник и поводок, нацепил его на собаку и, протараторив:
— Не стесняйся, будь как дома, я через полчаса вернусь, — смылся вниз по лестнице.
Я разделась и разулась, поискала тапочки, но не нашла их, поэтому прошла в квартиру так, босиком (если не считать колготок).
Квартира у Макса оказалась огромная. Трёшка. Спальня, гостиная с телеком и что-то типа кабинета — книжные шкафы, стол с компом, диван и журнальный столик. Всё очень чистое и лаконичное — обои одноцветные, и во всех комнатах, кроме кабинета, мебели почти нет. Эдакий тоскливый модерн.
Но мне всё равно понравилось.
Потом я прошла на кухню — она тоже оказалась модерновой, в стиле «металлик», с барной стойкой и высокими стульчиками, — нашла там холодильник и заглянула внутрь.
Так-с. Сосиски. Ну, это понятно, а в морозилке небось пельмени… Типичный холостяцкий набор. Что ещё… Колбаса, сыр. О, сырки глазированные, какая прелесть. Сгущёнка, зелёный горошек, масло сливочное, яйца, молоко… Ага! Лук, фарш говяжий, помидоры, огурцы и укроп!
Хм, интересный какой у Макса холодильник… Неужели он сам себе это купил?
Я вытащила всё необходимое для котлет и салата из холодильника и пошла обратно на кухню. Поискала картошку, но не нашла. Зато нашла гречку. Ну, раз у него есть гречка, значит, он её любит. И это прекрасно — я тоже люблю.
В общем, когда Макс вместе с Жулькой вернулись, гречка уже почти сварилась, салат был готов, а котлеты в разгаре жарки.
Я на секунду высунулась из кухни и увидела, что Юрьевский принюхивается и закатывает глаза.
— Как пахнет-то…
— Еда обыкновенная, Светкой приготовленная, — заявила я, размахивая кулинарной лопаткой, которой переворачивала котлеты. — Раздевайся, мой руки и садись, будем кушать.
При слове «кушать» Жулька насторожилась.
— Ты тоже будешь кушать, — утешил её Макс. — Правда, совсем другую еду. Но тоже очень вкусную.
Дожаривая котлеты, краем уха я слышала, как Юрьевский мыл Жульке лапы в ванной, потом кормил её, опять протопал в ванную — видимо, мыть теперь уже свои лапы — и наконец появился на кухне, сверкая голодными глазами во все стороны.
Котлеты и гречка как раз доготовились, и я бухнула всё это в тарелки и поставила перед нами обоими.
Эх, молодец я!
— Вкусно, — кивнул Макс, засовывая в рот здоровенный кусок котлеты. — У меня так не получается. Хотя я люблю готовить.
— А, — я улыбнулась, накладывая себе салат. Моя мама называла такой салат «ленивым» — огурцы, помидоры, укроп и масло растительное. Ну и пусть ленивый, зато вкусный… — Понятно теперь, откуда у тебя в холодильнике столько всего. А я думала, будут только пельмени, сосиски и колбаса.
— Я не люблю пельмени.
Я поперхнулась огурцом.
— Да ладно?!
— Честное слово, не люблю. Даже домашние. А уж магазинные вообще гадость. Тесто похоже на клей для обоев, а мясо… Хрен знает, кого они туда порубили…
Я положила голову на кулачок, с удивлением разглядывая увлечённо поедающего гречку Макса.
— Первый раз в жизни вижу мужика, который не любит пельмени. Тебя надо заносить в Красную книгу, как вымирающий вид.
Жулька, до этого момента просто сидевшая возле меня, вдруг положила голову мне на колени. Точнее, даже не голову, а нос — Жулька была слишком маленького роста, чтобы достать до моих коленей чем-то ещё, кроме носа.
— Чего это она? — спросила я у Юрьевского, почесав собаку за ухом.
— Попрошайничает, — улыбнулся он. — Но ты ей не давай ничего, ей нельзя. Котлеты, сосиски — это всё нельзя собакам, хотя большинство хозяев дают. Ей яблоки можно, овощи некоторые, но не все.
— А у тебя были и раньше собаки?
— Были, конечно. И много. И собак, и кошек.
Я мечтательно вздохнула.
— А нам с Сашей родители не разрешали. Ни собак, ни кошек, ни даже попугайчиков. Я говорила — из-за того, что они умирают.
— Умирают, — Макс кивнул. — Но зато они никогда не предают, в отличие от людей.
Я поняла, о чём он говорит. Точнее, о ком. О своем брате, и о Карине, и о Сашке с Андреем.
— А расскажи мне о том, какие у тебя были собаки. И кошки тоже. Если можно…
Юрьевский посмотрел на меня удивлённо.
— Обо всех рассказывать? Их много было, так что это надолго.
— Обо всех. Если уж рассказывать, то обо всех, зачем кого-то обделять?
Он усмехнулся.
— Хорошо. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.