Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
С кухни мы переместились в большую комнату. Сначала сидели на диване, а потом я переползла на ковёр и стала играть с Жулькой, слушая рассказы Макса.
Он говорил обо всех своих животных с удивительным теплом и лаской. О каждом. Вспоминал забавные истории, черты характера, привычки… Словно не о животных мне рассказывал, а о людях.
Как странно складывается жизнь… Люди, которые были бы идеальными мужьями и родителями, остаются одинокими. Людей, которые не способны на
Почему? Я не понимаю…
Я задумчиво почесала Жульку за ухом, и она восторженно взвизгнула, завалилась на бок, показав мне пузо и дергая лапками.
— Удивительно, — сказала я тихо, наклоняясь и обнимая собаку, — ты её на улице подобрал, она должна относиться к людям настороженно, а она такая дружелюбная…
— Совсем не обязательно. Когда мне было шестнадцать, я притащил домой щенка, которому кто-то отрубил хвост и явно прижигал шерсть сигаретой. Я назвал его Винни — он немного косолапил. Так вот Винни совершенно не держал ни на кого зла, любил всех, как и Жулька. Выходил всегда к моим гостям со счастливым лаем, пытался вилять обрубком хвоста…
Я шмыгнула носом, и Макс улыбнулся.
— Не расстраивайся. У него была счастливая жизнь, Светик.
Жулька начала грызть мою ладонь, и я, поглядев на это безобразие, спросила:
— А ты их всех любил одинаково? Или кого-то больше всё-таки?
— Разве это можно измерить? — сказал Макс, встал с дивана и опустился на ковёр рядом со мной и Жулькой. — Весами, линейкой или безменом? Мне всегда казалось — либо любишь, либо нет. А всё остальное — для слабаков. Ну или для романтических барышень.
Я фыркнула.
— А ты максималист.
— Ну я же Макс. Так что всё правильно.
Я засмеялась… и вдруг почувствовала прикосновение к своей ладони, которая лежала на Жулькином пузе. Юрьевский словно случайно наткнулся на мою руку… и я бы непременно так и подумала, если бы он не сжал мои пальцы и не стал их поглаживать.
Я подняла голову и посмотрела Максу в глаза. Сердце на секунду замерло, и я вместе с ним.
— Свет, в то утро…
— Не надо, — сказала я очень тихо. — Не говори ничего. Я всё поняла… сегодня. Ты тогда… из-за них. За десять лет не зажило.
— Не зажило. Но я был не прав. И обидел тебя.
— Обидел. Потому что не так понял. Перепутал меня с этой… Кариной, — попыталась пошутить я, но Макс не улыбнулся.
— Я всех женщин с ней путаю.
— А вот и зря. На вкус и цвет все фломастеры разные, — наставительно произнесла я, и он всё-таки чуть развеселился.
— А ты какой фломастер, Свет?
— Я? Белый.
— Почему?
— Ну как белая ворона…
— Глупости, — фыркнул Макс. — Никакая ты не белая. И уж тем более не ворона.
— Р-р-р-гав! — громко подтвердила Жулька, и мы вздрогнули.
— Вот видишь. Даже Жулька знает, что ты не белая ворона, а Светик. Светик-цветик, семицветик…
— Замолчи. А то я сейчас разрыдаюсь от умиления.
— От умиления можно. Это даже полезно. Главное — по другим поводам не рыдать.
Я хитро прищурилась.
— Есть ещё один повод, по которому точно можно рыдать. Точнее, от которого.
— Это какой же? — озадачился Макс.
— Оргазм! — громко возвестила я, и Юрьевский засмеялся.
— Намёк понят…
Перед тем, как отправиться в ванную, я потребовала у Макса тапочки. В колготках по кафелю ходить можно — неприятно, но можно, — а вот босиком совсем противно, да и грохнуться недолго.
В качестве ночнушки он предложил мне свою рубашку, но я отказалась.
— Там же пуговицы. Они будут врезаться в моё нежное тельце, как горошина в принцессу. Так что придётся тебе терпеть рядом с собой до безобразия голую женщину.
— Переживу как-нибудь, — фыркнул Макс, а я засмеялась, вспомнив вдруг, как он говорил то же самое, когда я не хотела открывать ему дверь после своей грандиозной попойки.
Я так и вышла из ванной — в одних только тапках на голое тело. Юрьевский внимательно посмотрел на меня, но вместо того, чтобы возбудиться, вдруг нахмурился.
— Это что у тебя такое? — он подошёл ближе и стал разглядывать мою грудь. Надо же, углядел… А в спальне-то полумрак, я думала, не рассмотрит… Надо было всё же попросить рубашку… — Синяки?
— Ерунда, — ответила я, пытаясь прикрыться, но Макс не дал. Осторожно отвёл мои руки в стороны, потом перевернул спиной к себе, внимательно изучил попу и бёдра…
Я прекрасно знала, что он там увидит. У меня всегда была нежная кожа, а если учесть то, как он мощно меня лапал во время секса… синяки были неизбежны. Просто в прошлый раз он не успел их разглядеть — сбежал.
— Это что же — я? — спросил Макс тихо, осторожно проводя кончиками пальцев по особенно заметному синяку на груди.
— Не переживай, совсем не больно. Пройдёт.
Он вздохнул, покачал головой.
— Я дебил.
— Да нет, — я засмеялась. — Это я просто нежная очень. Пройдёт, — повторила я ещё раз.
Макс не ответил, молча отправился в ванную — умываться перед сном. А я, постояв несколько секунд в нерешительности перед большой и незнакомой кроватью, скинула тапочки и нырнула внутрь.
Бельё было свежим и пахло соответствующе, как положено любому свежестиранному белью. Даже жаль — мне хотелось ощутить запах Макса…
Ну ничего. Сейчас он вернётся — и понюхаю его самого.
Сама кровать была гораздо мягче нашей с Андреем, и шире. Интересно, зачем Юрьевскому такая широкая кровать, если он живёт один? Девочек сюда водит?